Смерть белой мыши
Шрифт:
— И что? Знаете, с возрастом устраивать личную жизнь становится все труднее! Хотя вы пока не знаете.
— Я имею в виду не тогда, в Финляндии. Хотя и тогда они, разумеется, были. В прошлом году в Таллине, — неумолимо уточнил я.
Анна вспыхнула:
— Какой же вы все-таки несносный человек! Я вам больше ничего не скажу.
Я рассмеялся:
— Так я поехал к себе домой?
Анна не смотрела на меня. Я пригнулся к ней — мы сидели в полной темноте за столом перед батареей ее наливок — и легонько потрепал ее по плечу:
— Да полно вам! Считайте, что я ваш брат.
Анна
— У меня, к счастью, нет ни братьев, ни сестер.
Но я знал, что она больше не сердилась.
Тем не менее она молчала. И я молчал.
— Сначала это было по делу, — сказала наконец Анна. — Юкка был — и есть — такой цветущий мужчина. А потом я обнаружила, что мне с ним хорошо. Ну, так, не настолько, чтобы я потеряла голову. Но позже я поймала его на этих махинациях — а я не терплю в мужиках всего этого: мелочности, корысти, нечистоплотности.
Она посмотрела на меня, как будто ожидая следующего вопроса.
— Я больше рта не раскрою, — предупредил я.
— А вы обладаете удивительной способностью и без расспросов ставить людей в неловкое положение.
Вот столько слов — и времени — иногда нужно, только чтобы на простой вопрос не отвечать «да».
— И где это было? В прошлом году. Здесь?
— Да вы что? О моем убежище не знает ни один человек из прошлой жизни. Теперь кроме вас. Мы пошли в его гостиницу.
— Судя по недавним событиям, еще хотя бы один человек знает, — возразил я.
Анна подлила нам обоим наливки. Мы молчали.
— И что, он, вам показалось, на вас больше зла не держал?
Анна гордо вскинула голову:
— Он был счастлив снова меня увидеть. Он звал меня жить в Хельсинки. Он, правда, женат, но…
Она махнула рукой — что говорить о ерунде?
— Тогда, раз у вас возобновилась идиллия, почему вы допускаете, что он мог захотеть сначала вас терроризировать, а потом — убить?
— Потому, что я отказалась. И потому, что я его знаю.
Это, если задуматься, все же ужасно. Зачем бог снабдил нас таким мощным рычагом воздействия одного человека на другого? Женщина, прожившая жизнь, полную приключений и, вероятно, достаточно опасную, стремится на склоне дней только к одному — чтобы ничто из бурного прошлого ее не догнало. Но достаточно ей встретиться на улице с бывшим любовником, как все соображения безопасности отступают на второй план. А ведь не девочка, должна знать, чем такие вещи кончаются. Да-а, как сказал бы Петр Ильич, и шея толста, но и сабля остра.
— Нет, чтобы захотеть вас убить, нужна причина, — решительно сказал я. — Месть за историю двадцатилетней давности, в которой к тому же этот Юкка серьезно не пострадал… Здесь что-то не клеится.
Анна пожала плечами и посмотрела на меня. Я, мол, свою гипотезу высказала, теперь ваша очередь, раз вы такой умный.
— А он знал, кто вы и на кого работаете?
Это была неудачная попытка.
— Вы принимаете меня за дуру? — вспыхнула Анна. — Он, разумеется, понимал, что за такие деньги я удовлетворяю не собственное любопытство. Но куда вся эта информация идет — конечно, нет.
— Вы можете представлять для него опасность в его теперешнем положении? Чем он, кстати, занимается?
— У него турагентство. Специализируется, по-моему, на
Хм, а я думал, я один такой умный со своим прикрытием! Правда, у моего агентства специализация другая.
— И как вы можете помешать ему в его маленьких удовольствиях?
— Я не знаю. Возможно, он продолжает на кого-то работать, на тех же англичан. Они готовят какую-то операцию. И тогда старый свидетель вдруг становится для него потенциально опасным.
— Может, он продолжает работать на Контору — ну, на московских товарищей? И стремится вас убрать, чтобы вы его не выдали кому-то другому, на кого, как он предполагает, работали вы?
— Ну, уж это-то вы точно сможете уточнить, — съязвила Анна.
Я кивнул. Это действительно было несложно.
— Но тогда остается вопрос, как он вас выследил? И почему решил сначала поиграть с вами в кошки-мышки?
— Сначала поиграть — это на него как раз похоже. А вот узнать, где я живу…
Она решительно затрясла головой. Я тоже вспомнил, как тщательно Анна проверялась, когда мы отъезжали от «Скандик Палас».
— Вы уверены?
— Проследить за мной он бы не мог. Ну, без посторонней помощи.
— Так он и с битой к вам не сам заявился, — напомнил я. — Кстати, вы сказали, что один из этих трех парней — сын бывшего хозяина. Вот уж чего не понимаю — а его-то как можно привязать к этой истории?
Анна пожала плечами.
— Вот вы и соображайте. Зачем-то же вас сюда послали… — Она задумалась. — А может… А может, вообще передать все это дело полиции?
Я опешил:
— Как это?
— Ну смотрите. От скрытых угроз они перешли к действиям. И уже первое было такое, что разбудили весь поселок. Теперь полиция знает о нападении, знает о белых мышах…
— А вы им сказали?
— Конечно. Что уж теперь скрывать? Более того, я расскажу им — чего я пока не сделала — о сыне хозяина, ну, про того, в бейсболке. Найти его — раз плюнуть. А дальше пусть докапываются до истины.
Логично? Логично. Заманчиво? Совсем не плохо. Старая дама боялась, что ее прошлое начнут копать, и обратилась не в полицию, а в Контору. Однако прежде чем удалось что-то предпринять, преступники напали на нее. Теперь уже и она не могла не вызвать полицию — это было бы уже совсем странно, да и соседи тоже об этом позаботились. И раз полиция все равно в курсе, она наверняка добьется большего и быстрее, чем некий, по сути дела, частный детектив — иностранец, не знающий ни языка, ни страны и не имеющий никаких возможностей и полномочий, кроме собственной смекалки. Задание отменяется, практически не начавшись, отважный альтруист Пако Аррайя больше не нужен и может возвращаться домой.
Однако Анна продолжала размышлять, и, похоже, мысль ее теперь пошла в обратном направлении.
— Хотя… Хорошо, парня найдут. Он скажет что-нибудь совсем простое. Типа, что для него дача в Вызу — настоящий дом, он там провел детство. Что, возможно, чистая правда. Скажет, что никогда не простит отцу, что тот дачу продал. Поэтому они с приятелями сначала похулиганили с мышами, а потом, думая, что хозяйки нет дома, решили залезть туда, чтобы взять какую-то дорогую для мальчика вещь, которую его отец просто подарил новой хозяйке.