Смерть берет тайм-аут

Уолдман Эйлет

— Вы с Поларисом в дружеских отношениях?

Она отрицательно покачала головой, и что-то в ее лице заставило меня подумать, что мой следующий вопрос не будет для нее большим потрясением.

— Бывали случаи, чтобы Поларис… ну… плохо обращался с Хло? Он когда-нибудь бил ее?

Ванда нахмурилась:

— Нет. Нет, вряд ли. Хло никогда не рассказывала о таком. Хотя, знаете, могла и скрыть это. Хло старалась не рассказывать о своих проблемах, чтобы не расстраивать меня. Вы что-то обнаружили? Он бил ее?

— Юпитер сказал, что да.

Ванда

печально улыбнулась:

— Но ведь он может лгать, не так ли? Чтобы спасти себя.

Я кивнула, удивляясь про себя, вдруг это правда.

Ванда придвинула тарелку с кексами поближе ко мне. Я взяла один. Под зубами захрустела сладкая румяная корочка и аромат ежевики наполнил мой рот.

— О боже, потрясающе вкусно.

— У меня много талантов, — на ее лице заиграла саркастически-гордая улыбка. — Вот, съешьте еще.

Взяв еще кекс, я спросила:

— Где вы жили, когда Хло была маленькой?

— Везде понемногу, по большей части в Лос-Анджелесе. Из-за работы я много путешествовала. Когда Хло была маленькой, то ездила со мной. Когда она пошла в школу, мне приходилось ee оставлять. Она жила в Лос-Анджелесе, пока я находилась в дороге.

— Чем вы занимались?

— Я танцевала экзотические танцы в стриптизе. Выступала под псевдонимом Сладкая Вишня.

Ванда рассказывала это таким бесстрастным голосом, как будто зарабатывать на жизнь, раздеваясь, столь же обычное дело, как работать стюардессой или водителем. А может, показалось. Не мне об этом судить. Во всяком случае, это объясняло размер ее груди.

— Вы достаточно молодо выглядите для мамы Хло.

— Потому что я родила ее в шестнадцать. Мы как бы росли вместе.

Она проглотила комок в горле и отвернулась от меня. Мы посидели в тишине, пока она собиралась с силами. Мне нравилась Ванда Пакульски. Открытая, дружелюбная и ничуть не озлобленная, несмотря на то, что умерла ее единственная дочь. Просто хорошая женщина. Не хотелось заставлять ее рассказывать. Не хотелось ее печалить, задавать неприятные вопросы, которые я была вынуждена задать, чтобы выяснить, кого еще шантажировала Хло.

— Я слишком рано родила ее. Наверно поэтому она выросла таким сложным человеком.

— Сложным?

— С Хло было тяжело ладить. Причиной всему то, что все детство она моталась со мной из клуба в клуб или жила с родственниками, пока я была в отъезде. Моя бедная крошка. Она никогда не ходила в одну и ту же школу больше года, а потом вообще бросила учебу.

— Трудно вам приходилось.

— Да, но ведь я должна была позаботиться о ней. Уберечь ее. Все это произошло по моей вине.

Ванда отчеканила эти слова так твердо, будто ставила меня перед фактом, не давая заглянуть ей в душу. Но ее выдавали влажные глаза и дрожащие губы.

— В чем ваша вина?

— Во всем, что с ней случилось. Что она бросила школу. Наркотики. И ее смерть. Я знаю, это не оправдание, но когда Хло была маленькой, мне честно казалось, что я все делаю для нее. Я старалась. Когда она родилась, я жила на пособие. Это было

ужасно. Когда я начала танцевать, я стала получать столько денег, сколько мне не платили ни на одной другой работе. Я не могла остановиться и бросить это занятие. Поймите правильно, я не вижу ничего аморального в этой работе. Я никогда не делала того, за что мне было бы стыдно. Просто поездки. Приходилось оставлять ее надолго. Я обещала себе, что потанцую еще год, но мне все время предлагали хорошие деньги. Я начала сниматься в кино, потом уже невозможно было уйти из шоу-бизнеса. Ничем другим я заниматься не умела, — она покачала головой, явно осуждая себя. — Большую часть денег я тратила на кокаин. Бедняжка Хло пристрастилась из-за меня.

Я не знаю, была ли Ванда в ответе за недостатки Хло. Будь у девочки нормальная семья, уютный дом в тихом городке, Хло могла бы вырасти совершенно другим человеком. Окончить школу, поступить в колледж, стать членом «Врачи за Мир» и сделать карьеру нейрохирурга. Или же могла скатиться, вылетев из школы и став наркоманкой. Множество детей из разных семей заканчивают так. Невозможно узнать, всему ли виной детство или что-то в ней самой. Одно можно сказать с уверенностью: всю жизнь Ванда будет чувствовать свою вину. Таковы матери.

— У вас есть дети, миссис Эпплбаум? — спросила Ванда.

— Зовите меня просто Джулиет. Да, у меня двое.

— У вас есть их фотографии?

Я подняла брови:

— Вы действительно хотите на них посмотреть?

— С удовольствием.

Я вытащила из сумочки парочку снимков Руби и Исаака:

— Годовалой давности. Все время забываю положить в сумку более свежие снимки.

Она разглядывала Руби, сидящую верхом на пони, и Исаака, который выглядывал из-под мыльной шапки пузырей в ванной. Потом нежно провела пальцем по личикам детей.

— Какое чудо, — ее голос слегка дрогнул.

— Спасибо.

Она проглотила комок, сморгнула слезы и спросила ясным голосом:

— А больше вы не планируете?

— Одного уже точно да, — я положила руку на живот.

— Вы беременны! Поздравляю!

— Спасибо. Спасибо большое.

Ванда вернула мне фотографии:

— Что еще рассказать вам о Хло?

— Самое важное, — это узнать, кто, кроме Юпитера, мог желать вреда вашей дочери. Упоминала ли она о своих врагах?

Ванда на мгновение закрыла глаза. Затем произнесла:

— Вероятно, были женщины, жены, которые недолюбливали Хло.

— Жены?

— Жены мужчин, с которыми Хло встречалась. У дочери было много мужчин, прежде чем она встретила Полариса. Большинство из них старше нее. Повзрослев, она начала танцевать стриптиз. Знала менеджеров лучших клубов через меня, поэтому ей было несложно туда попасть. Она назвала себя Вишенка.

Итак, жена священника оказалась стриптизершей. Почему я не слышала об этом раньше? Поларис должен это знать. Он был в достаточно хороших отношениях с Вандой. Настолько, что даже купил ей дом. И она, в общем-то, не скрывала своего прошлого.