Смерть Билингвы
Шрифт:
— Займись им, а потом все забудем. И чтобы я больше о нем не слышал, — сказал врач Никотинке и стал подталкивать студентку к выходу. Пока они не ушли, я сказал:
— Это она привела фотографа. Это все из-за нее.
Врач остановился и взглянул на девушку, та побледнела. Он повернулся в мою сторону.
— Сейчас это уже не важно, — сказал он спокойно, а потом вышел, оставив меня наедине с Никотинкой.
— Так что это за «события»? — спросил я.
Она вытащила из кармана пачку сигарет, закурила и уселась на край кровати.
— Значит, вы и правда ничего не помните?
— Нет.
— Дети. Вы не помните про детей?
Я во второй раз ответил «нет», но в голове у меня замаячило смутное воспоминание, размытый сероватый образ какого-то длинного здания, который я все никак не мог ни с чем соотнести.
— Дети, — задумчиво повторила Никотинка,
И вот, пока я следил взглядом за кольцами дыма, медленно поднимавшимися к потолку, у меня в памяти стали всплывать недостающие фрагменты воспоминаний. Большие мягкие круги напомнили мне искаженное лицо Моктара, а запах гари — огромный костер, который нам вскоре предстояло зажечь.
43
Моктар, мой нежный, мой драгоценный возлюбленный. Твои глаза, как кобальт, а руки, как гидравлический пресс. Если бы ты знал, как я по тебе скучаю.
Я знаю, есть вещи, о которых лучше бы тебе не рассказывать, чтобы не волновать тебя попусту. Ты ведь должен быть в форме, чтобы хорошо делать свою работу. Домашние проблемы тебе сейчас совсем ни к чему, но если я ничего не буду рассказывать, я совсем сойду с ума. Я тут прочла книгу «Говори сердцем» о роли диалога в семейных отношениях, так вот, там написано, что, если все держать в себе, можно заболеть раком. Так что я тебе все расскажу. Здоровье меня подводит, кружится голова, болят уши, часто бывает невралгия, печень выбрасывает в организм больше ядовитых отходов, чем старый химический завод где-нибудь в России. Ты бы только видел, на что я стала похожа. Я сама себя пугаюсь. Врач сказал, что это все из-за стресса, который накопился за последние недели. Наверняка, так оно и есть. Я и сама это чувствую. Конечно, мне бы спалось гораздо спокойнее, если бы Сюзи вела себя получше. Уже шесть дней от нее никаких вестей, разве можно так поступать со своими близкими? Надо будет тебе с ней серьезно поговорить. Я начала курс лечения, думаю, мне это пойдет на пользу, но это довольно дорого. Пришлось снять деньги с нашего общего счета. Было бы хорошо, если бы ты смог положить туда немного денег. Любовь моя, чтобы прийти в себя, я стараюсь почаще вспоминать про то, как у нас все начиналось. Как я болела, а ты приносил мне пироги, как мы впервые занялись любовью в гостинице, где я от тебя пряталась…
Я беспокоюсь за тебя. Дао Мин говорит, что видел стаю уток, летевших с запада на восток, и что это «плохая примета». А еще он сказал, что ему снятся кошмары, в которых вы вместе участвуете в «Битве тысячи кукурузных зерен», и крысы выедают тебе глаза. Не хочу тебя волновать, но мне так нужно было тебе все рассказать. Мы тут с интересом смотрим программу бывшего летчика, все очень гордятся вами и Наксосом. Я часто думаю о крошке Каролине, надеюсь, вы быстро сделаете, сами знаете что, и совсем скоро сможете вернуться домой. Я теперь совсем одна. Если не считать того, что я каждый день ненадолго захожу в «Разбитую лодку», мне совсем не с кем поговорить, а, по-моему, когда человеку не с кем поговорить, от него веет смертью. Еще я слушаю радио и смотрю телевизор. Джима-Джима показывают все чаще, он только что выпустил новый альбом. Мне очень нравятся его песни. Они о любви, которая проходит, о людях, которые встречаются и расстаются. У меня прямо слезы на глаза наворачиваются. Судя по всему, Джим-Джим обогнал Каролину по продажам. Вот и все мои новости…
Постарайся хорошо питаться, не пей, не кури, а главное, возвращайся скорее домой.
Твоя любящая Скапоне.
Моктар как раз дочитывал это письмо, когда в дверях номера возник Дирк. Мы с Моктаром никуда не выходили с самого утра. Я вернулся от Каролины на рассвете. Увидев, как я вошел, Моктар на секунду смерил меня своим странным ледяным взглядом, а потом отвернулся. Я уснул, а по всему телу у меня теплыми ручейками разливалось ощущение блаженства. Утром мы сделали вид, как будто ничего не случилось. Моктар не стал ничего спрашивать, сказал только, что получил письмо от мадам Скапоне, и прочел его вслух. В какой-то момент мне показалось, что все встало на свои места, но после того, что случилось с приходом этого дурака Дирка, я понял, что уже давно не был так далек от истины. Психика Моктара, чьи незаживающие душевные раны за столько лет никто даже не пытался лечить, была куда ближе к полному и окончательному распаду, чем я мог себе представить.
«Приехал автобус со шлюхами, — сказал Дирк. — Там много новеньких. Попадаются красивые и свеженькие. Пошли со мной!»
Из любопытства
И ведь какой это мог бы быть прекрасный день! Ледяной воздух был залит ослепительным белым светом, как в новеньком американском холодильнике. Пахло ванилью, чистящими средствами и мазутом. Земля блестела, как зеркало, и настолько ярко, что приходилось прикрывать глаза ладонью. Мы стояли и смотрели, как из автобуса выгружается все его разноцветное содержимое: около тридцати девиц, которые пытались улыбаться, несмотря на арктический холод. По дороге их заставили надеть юбки длиной всего в несколько сантиметров. Вокруг них уже терся десяток парней. Дирк не соврал, когда сказал, среди девчонок есть хорошенькие. Попадались даже очень хорошенькие, такие хорошенькие, что я ненадолго забыл о крошке Каролине, а на лице у Моктара озабоченное выражение сменилось смутной улыбкой. Увы, эта улыбка превратилась в ужасную ошеломленную гримасу, когда среди вновь прибывших он узнал Сюзи, странно похудевшую и донельзя размалеванную. Во взгляде, который она бросила в нашу сторону, было столько ненависти, сколько мне еще никогда не приходилось видеть.
44
На мгновение Моктар застыл, несколько облачков пара вылетело из его широко раскрытого рта. Потом он тихо спросил: «Сюзи?»
Дирк подошел к нам сзади, улыбаясь:
— Ну как, правда, ничего? Видели вот ту здоровую, с порочным ртом? — сказал он, указывая на Сюзи, которая как раз направлялась в нашу сторону.
— Она идет к нам. Не иначе как я ей приглянулся, я ей приглянулся! — приговаривал Дирк.
— Сюзи? — еще раз повторил тихо Моктар.
Сюзи теперь стояла прямо перед нами. Вблизи она напоминала персонажа из скандинавской мифологии, нечто среднее между гномом и троллем, только большого роста, напудренного и с накрашенными губами. — Приветик! — сказал этот придурок Дирк.
— Заткнись! — заорал Моктар, схватив его за шею. — Заткнись! Это моя сестра, понял? Тронешь ее — убью! Взглянешь — убью! Даже если только подумаешь к ней притронуться, я все узнаю и убью тебя!
Дирк весь съежился, бросая отчаянные взгляды в мою сторону. Я покачал головой, всем своим видом показывая, что ничем не могу помочь.
— Вы сломали мне жизнь, — сказала Сюзи, обращаясь к брату и ко мне, — Вы убили моего мужа, потому что он вас не устраивал. Вы оставили меня одну с этой мерзкой старой каргой, которая, стоит тебе отвернуться, тут же прикарманивает твои денежки. Вы мне отвратительны. Вы только и думаете, что про эту чертову войну да про свою поганую историю с Каролиной. Так вот, я приехала, чтобы испортить вам жизнь, как вы испортили мою. Я всем расскажу, зачем вы сюда явились. Я всем скажу, что вы хотите убить Каролину Лемонсид. ОНИ ХОТЯТ УБИТЬ ЛЕМОНСИД! ОНИ ХОТЯТ УБИТЬ ЛЕМОНСИД! — стала кричать Сюзи, а ее брат в ответ орал:
— ЗАМОЛЧИ СЕЙЧАС ЖЕ! ЗАМОЛЧИ!
На весь этот шум вокруг нас собралась небольшая толпа зевак. Я положил Моктару руку на плечо, чтобы он успокоился. Почувствовав прикосновение, он перестал кричать и посмотрел на меня. Сюзи тоже замолчала. У нее потекла тушь, на красных щеках появились черные разводы.
— Ты несешь бог знает что. Ты с ума сошла. Тебе никто не поверит. У тебя не все дома. Можешь говорить все, что угодно, тебе никто не поверит. Мне здесь все верят, а кто станет слушать какую-то несчастную… шлюху, — сказал Моктар. На последнем слове голос его дрогнул. Сюзи немного подумала, а потом заявила:
— Ничего, я, по крайней мере, попытаюсь. А потом, я же твоя сестра. Что чувствует военный, когда его сестра-шлюха спит со всем полком? Тебе будет казаться, что все мужчины, которые будут меня трахать, трахают и тебя тоже, разве не так? Когда все тут меня поимеют, что тогда станет с твоим авторитетом? — Сюзи издала несколько резких звуков, которые должны были изображать смех, а потом, как будто одумавшись, разрыдалась.
— Скоты, какие же вы всё скоты, — сказала она, расталкивая зевак, собравшихся вокруг нас, и направилась к автобусу.
— Подожди, — попросил Моктар, — не делай этого. Пожалуйста.
Не оборачиваясь, его сестра пожала плечами.
Я довел Моктара до нашего номера. Под конец он совсем обессилел, словно древний старик. Он что-то бормотал по-словенски. Я ничего не понимал, но в его словах было нечто одновременно печальное и угрожающее. В конце концов, он уселся на кровать и закрыл лицо своими огромными обезьяньими руками, заглушая подступившие к горлу всхлипывания и словенские слова. Я стоял перед ним, не зная, что делать, а он неподвижно лежал на кровати, закрыв лицо руками. Я положил ему руку на плечо.