Шрифт:
Новый год начался метелями и ветрами, которые зализывали сугробы в городских дворах, вырывались из-за углов, сдувая шапки и бросая в лицо пригоршни сухого снега. Если бы ветры были цветными, – синими или зелеными, – они разукрасили бы улицы вензелями и винтовыми линиями, как дети, рисующие дым на картинках. Но ветры были прозрачными, а метели белыми, поэтому картинка получалась строгой гравюрой, и только дед Мороз в красной шубе выглядел на ней, как морковка на лице снежной бабы.
Дед Мороз шел по улице и очень торопился. Он шел не один. Сзади, путаясь в ватных полах, обшитых блестками, поспевала за ним Снегурочка, которую
Бороду свою он засунул под шарф, чтобы та не разметалась на ветру, – ведь ее предстояло сдавать в костюмерную. Торопились они в детский сад на елку, и дед Мороз тяжело дышал, потому что это была сегодня уже четвертая елка, и они опаздывали на полчаса.
Дед Мороз был актером на пенсии, и новый год праздновал не один раз, как все люди, а, должно быть, раз двадцать, во всех ближних школах и детских садах. Дело было даже не в деньгах, – пенсии ему хватало, да еще он вел драмкружок в школе. Нет, дело было не в деньгах, а в том, что он, выйдя на пенсию и став дедом Морозом, впервые встретил публику, которая верила каждому его движению и внимала каждому слову. В свое время в театре он играл учителей, отцов, хотя детей у него никогда не было, – старых резонеров, от вида которых зрители зевали, а их реплики пропускали мимо ушей.
Он воспитал на сцене столько детей, что ему стало казаться, будто их психологию он вполне постиг, и сам Бог ему велел быть дедом Морозом для малышей.
Поначалу он пользовался старым багажом – монологами из пьес на темы воспитания. Дед Мороз корил непослушных и гладил по головке отличников. Это радовало воспитателей, но признание детей дед Мороз получил позже. Однажды он пришел на елку несколько под хмельком, и так ему хорошо и весело было на душе, что он махнул рукой на текст и устроил такую возню вокруг елки, что воспитатели насилу развели детей в группы. Он пел петухом, играл в жмурки, прыгал через барьеры и даже показывал фокусы, сто раз вынимая изо рта пинг-понговый шарик.
Успех был неописуемый. Дед Мороз устал, сердце билось, как в молодости, а красная шуба, казалось, горела огнем. С тех пор он перестал заучивать текст, он импровизировал, иногда даже читал трагические монологи или ездил на велосипеде. Ассистентку Снегурочку он заставлял лазать по канату, если дело было в спортивном зале школы, или фотографировать всех со вспышкой. Дети закрывали лица ладошками и смеялись. А под конец дед Мороз, надев пожарную каску, собственноручно зажигал елку метровой спичкой.
У него открылся дар. Долгие и унылые театральные годы сменились фейерверком, в нем проснулся циркач и затейник, всю нерастраченную энергию дед Мороз отдавал теперь, хотя о нем не писали критики, и зрители не кричали «браво!»
Зато жители ближайших домов хорошо его знали по рассказам детей, поэтому, торопясь на последнюю сегодняшнюю елку, дед Мороз часто взмахивал рукой в тяжелой рукавице в ответ на приветствия знакомых. Через плечо у него, как и положено, был переброшен мешок, но в нем лежали не подарки, – там был его реквизит, частью покупной, а частью самодельный.
– Снегурка, прибавь пару! – сказал дед Мороз, оглядываясь на племянницу. Но сам он уже запыхался и шел медленно. Наконец они вошли во двор детского сада и сквозь низкие окна увидели детей, собравшихся в зале. Украшенная елка упиралась в потолок, а перед елкой плясала девочка в белой шапочке с ушами.
– Видишь, начали без нас! И как это мы сегодня не управились? – Дед Мороз открыл дверь, отряхнул от снега шапку. Навстречу ему спешила по коридору заведующая в нарядном платье с бантом.
– Сергей Фомич! Мы уж не знаем, что думать! Спасаемся самодеятельностью… Сюда, в мой кабинет, пожалуйста.
– Наташка! По-солдатски, раз-два! – скомандовал дед Мороз.
Он развязал мешок и стал вынимать все необходимое. В строгом порядке он раскладывал на диване странные предметы: будильник, картонную трубу, шелковый шнур, какие-то колеса, коробочки и совсем уж ни на что не похожие вещи. Последней он достал из мешка маленькую тележку с веревкой. Наташа, завернувшись в белую накидку, встала на нее, и дед Мороз плавно потянул тележку по коридору в зал.
В зале на скамейках сидели чистенькие малыши, а сзади, у стенки, теснились родители. Дед Мороз, как всегда, отметил про себя, что глаза у взрослых усталые, а у детей – блестящие и живые. Дети удивленно притихли – что это привез на тележке дед Мороз? А он с таинственным видом начал разматывать покрывало, на цыпочках обходя тележку, и дети увидели заколдованную Снегурочку.
Дед Мороз взмахнул волшебной палочкой, и свет погас. Только луч прожектора освещал блестящую фигурку Снегурочки. Откуда-то сверху полилась волшебная музыка флейты, закружились снежинки, зазвенели сосульки, Снегурочка взмахнула руками и плавно оторвалась от пола. И дед Мороз с волшебной палочкой, которая сияла серебряным светом, тоже оторвался от пола и, взяв за руку Снегурочку, трижды медленно облетел вокруг елки. За ними вился шлейф из снежинок, а луч прожектора выхватывал из темноты ослепительные елочные шары и стеклянные бусы, и золотой дождь, и красные глаза совы в зеленой чаще иголок.
Но вот ударил барабан, будто поток света вырвался из тонких неоновых трубок, и заржали кони, запряженные в сани. Дед Мороз сверкнул глазами, и на ладони у него появился белый кот с черными усами и начал улыбаться, улыбаться, улыбаться… Флейта звонко запела веселую песню, и Снегурочка превратилась в гимнастку и, балансируя зонтиком, ловко побежала по шелковому шнуру. Тогда кот прыгнул ей на плечо, и его черные усы завертелись, как стрелки часов, а кот затрясся и зазвенел, как будильник.
Дед Мороз подбросил в воздух обруч, и кот пролетел сквозь него, изогнув хвост вопросительным знаком. Он снова очутился на ладони. Пли! – выстрелил длинный пистолет в руках Снегурочки, и разноцветные шарики взлетели, как брызги фонтана, и осыпали елку. Из-за елки вышел медведь и стал ходить на передних лапах, оставляя на полу светящиеся следы, а шарики закачались вразнобой и лопнули с огнем и треском. Синий дым окутал елку, медведь смешно чихнул и басом запел страшную песню про комара и муху.
– Кто знает, как зовут медведя? – спросил дед Мороз.
– Топтыгин! Михаил Иваныч! Мишка!
– Граф, как вас зовут? – крикнул дед Мороз, но медведь, замотав головой, бросился на него. Дед Мороз побежал между скамейками, вокруг елки, опять между скамейками…
– Барон! Генерал! Маркиз! – кричал он, вскакивая на подоконник. – Мистер Твистер! Не ешьте меня, я невкусный! Я прошу вас…
Он почувствовал, как вдруг сжалось его сердце, и боль в груди отдалась в левую руку. Он хотел набрать воздуху, вздохнуть, но вязкий сизый дым не давал открыть рот.