Смерть длиною в двадцать лет
Шрифт:
В комнату также пришел Фурнье и с ним еще трое.
– Мы будем находиться прямо за дверью, так что, если он попытается…
– У нас все будет в порядке, – перебил его Пеллетер.
– Но если он…
– Все будет в порядке.
У Фурнье раздулись ноздри – впервые за все время он позволил себе выказать какие-то эмоции.
– Мы со старшим инспектором никуда не денемся, – невозмутимо, почти умиротворяюще проговорил Мауссье, сверля Фурнье пристальным, настойчивым взглядом.
Фурнье кивнул надзирателям, и те вышли вместе с ним, закрыв за собой
– Как поживает мадам Пеллетер? – осведомился Мауссье.
Пеллетер жевал сигару, перемещая ее из одного уголка рта в другой, – только так он мог отогнать возникавшие перед глазами образы тех замученных детей.
Мауссье, похоже, понимал это.
– Деток пока так и не подарила вам? – Мауссье улыбнулся. – Хотя, конечно… Кораблик уже уплыл. Поздновато о детках думать. А жаль. Ведь только благодаря детям в этом мире и стоит жить. – Он насупил брови, и губы его сложились в трагическую театральную складку. – Ну а здесь, конечно, детей никогда не бывает. – Выражение его лица сделалось холодным. – Зато дождей много.
Пеллетер продолжал жевать сигару, понимая, что, видимо, скоро прикурит ее, чтобы не задохнуться от ярости.
– Впрочем, это только для мадам Пеллетер поздновато, а для вас пока еще нет. Должность старшего инспектора! А девочек молоденьких сколько вокруг! Кто-нибудь из них мог бы позаботиться о вас, когда придет старость. Вы подумайте об этом!
Мауссье, охваченный своими фантазиями и довольный собственными шутками, буквально ликовал. Железные цепи ему нисколько не мешали. Он в упор смотрел на Пеллетера.
– Ну так как поживает мадам Пеллетер? Хорошо, надо понимать?
Пеллетер терпеливо ждал. Торопить Мауссье было бессмысленно – любая реакция со стороны Пеллетера сделала бы этот словесный поток бесконечным.
– А как вам эта камера? Так себе, да?.. Нет, и они все равно загоняют вас сюда. У меня почти такая же, но там хотя бы окошко есть. – Он поднял правую руку, а из-за наручников вместе с ней и левую, и пальцем начертил в воздухе квадратик. – Малюсенькое такое, но все-таки окошко. И я должен поблагодарить вас. Спасибо вам! Спасибо огромное!.. Я каждый раз так радуюсь вашему приходу! Так и передайте начальнику тюрьмы. Или Фурнье. Хотя нет, ему не надо, а то он еще подумает, что вы мне приглянулись. Он же не так умен, как вы, откуда ему знать, что вы – не в моем вкусе.
Он снова в упор посмотрел на Пеллетера, и морщины еще глубже прорезали его лоб.
Пеллетер все-таки решил закурить. Медленно достал из кармана одну-единственную спичку, чиркнул ею об стол и раскурил сигару. Мауссье молча наблюдал за ним.
– Ладно, я понял. – Лицо его сделалось серьезным. – В самом-то деле, Фурнье не даст мне сидеть тут вечно. Правила есть правила… А с вами тут мне как-то даже спокойнее, чем там… У вас была не одна возможность убить меня, а я вот все-таки здесь. – Он постучал себя по груди, звякнув цепями.
– Все когда-нибудь бывает в первый раз, – сказал Пеллетер, выпустив клуб сигарного дыма.
– Ой, как хорошо сказано! Прямо в самую точку! Вот поэтому я могу говорить только с вами. Ваша жена просто счастливая женщина… И до сих пор нет деток? – Он удивленно вскинул брови, потом, не получив никакого ответа, пожал плечами. – А дело-то, собственно, вот в чем: наши ряды редеют. Сначала одного, потом другого, третьего, четвертого… – Он снова театрально нахмурился. – Вот Гламье, например, убили. Тоже ваш был подопечный, так ведь? Глотку ему перерезали. И еще несколько смертей было.
– А я-то тут при чем? В тюрьмах постоянно людей убивают.
– Ну не постоянно… Не постоянно… А только иногда. Не так уж и часто на самом деле. Не так много сразу за один месяц. Не так много и не так безнаказанно, когда ничего не предпринимается и даже не говорится об этом… Не то что снаружи, а даже здесь.
– А что начальник тюрьмы говорит?
– А что он говорит?
Они внимательно наблюдали друг за другом, сохраняя спокойствие каждый на свой манер. Пеллетер курил. Мауссье улыбался.
– Нам нужен кто-то сторонний. Кто-то, кому мы могли бы доверять… Кто-то вроде вас. Какое-то расследование хоть провели бы, что ли.
– Расследование? Ради нескольких убитых заключенных?
– Ну, они тоже люди. – Театральные гримасы Мауссье не позволяли определить по его лицу истинных чувств. Они, как всегда, оставляли жутковатое ощущение.
Пеллетер наклонился вперед.
– Так ты хочешь, чтобы провели расследование? – Он встал. – Пожалуйста. Давай проведем. Фурнье вон, за дверью. Он заместитель начальника тюрьмы. Он все выяснит, во всем разберется. – Пеллетер подошел к двери и занес руку, собираясь постучать. – Я расспрошу его про все эти смерти заключенных. Он вашего брата, похоже, не больно-то жалует, но если кто-то убивает вас одного за другим, – он сделал вид, что собирается постучать в дверь, – то давай проведем расследование.
– Пожалуйста, не делайте этого, – попросил Мауссье. Голос его был по-прежнему тихим и невозмутимым и поэтому прозвучал как команда, а не как просьба.
Пеллетер опустил руку.
– Значит, расследовать нечего?
– Нет, просто это должны сделать нормальные люди.
Они продолжали изучать друг друга взглядом. Мауссье сохранял на лице самоуверенность, Пеллетер – стальную непроницаемость. Последний раз, когда Пеллетер приходил сюда, Мауссье обеспечил его информацией, необходимой для поимки одной женщины-убийцы, чье уголовное дело к тому времени уже почти три года как считалось глухим «висяком».
Пеллетер ждал, когда Мауссье скажет что-нибудь еще, но арестант смотрел на него молча, с притворной невинностью тараща глаза, отчего морщины у него на лбу делались еще глубже. Похоже, он просто устроил себе небольшое развлечение, но задать несколько вопросов в таких случаях никогда не бывает лишним. В конце концов, Пеллетер всегда мог передать это дело в центральную комиссию по исправительным учреждениям.
Пеллетер подождал еще немного, потом постучал в дверь. В замке заворочался ключ.