Смерть этажом ниже
Шрифт:
— Я вас провожу.
— Юрий Сергеевич, — сказал Николайчик официальным голосом. — Если вы согласитесь подождать три минуты, буквально три минуты, я вас завезу в гостиницу.
— Не беспокойтесь, звоните спокойно, — сказал Шубин. — Ведь не исключено, что завтра клуб химзавода закроется на ремонт.
— Как так?
— И моя лекция будет отменена по техническим причинам. Так бывает.
— Я бы этого не хотел.
— До свидания. Я пойду пешком.
Николайчик засуетился. Он разрывался
Шубин пошел к двери, но Николайчик догнал его.
— Я хотел сегодня вас пригласить к себе, — сказал он, но моя жена прихворнула. Если позволите, давайте перенесем нашу встречу на завтра. Жена мечтает с вами познакомиться.
— Разумеется, — сказал Шубин. — Я буду счастлив.
Борис и Наташа ждали его у выхода. С ними еще два человека.
— Мы хотели бы с вами поговорить, — сказала Наташа. — Вы извините, если вы устали.
— Одну минуту, — сказал Шубин.
Эля стояла возле машины. Шубин подошел к ней.
— Я пойду до гостиницы пешком, — сказал он.
— Я была в зале, — сказала Эля. — Вы интересно выступали. А где Федор Семенович?
— Я ему сказал, что у меня особое задание. Из Москвы.
— Он звонить побежал? — сказала Эля.
— Ты его хорошо знаешь?
— Как же не знать! Третий год с ним работаю. Только вы на него не сердитесь. Он от них зависит.
— Я ни на кого не сержусь. У тебя телефон дома есть?
— Нет. А зачем?
— Я думал позвонить тебе вечером. Попозже.
— Позже некуда. Девятый час.
— Ну тогда до завтра.
— Вы с ними гулять пойдете?
— До гостиницы.
— Тогда идите скорей. А то Федор Семенович сейчас выскочит, увидит вас в такой компании — испугается.
— За меня?
— За себя. Чего ему за вас пугаться? Вы сами за себя пугайтесь.
— Спасибо за предупреждение.
— Долго не гуляйте, — сказала Эля. — У нас неспокойно. На химии зэки расконвоированные работают. А у вас куртка импортная.
Шубин поспешил к четырем темным фигурам, стоявшим возле выхода.
— Пошли?
Борис был без шапки — его космы и не уместились бы под шапку. Два других человека представились ему. Один был пожилой, с бородой клинышком. Такие бородки давно не в моде — они неизбежно вызывают представление о владельце, как о человеке с оппортунистическими взглядами. В революционных фильмах владельцы таких бородок предают дело рабочего класса. Бородку звали Николаем Николаевичем Бруни. Второй, молодой, в ватнике и железнодорожной фуражке, буркнул что-то, протягивая Шубину жесткую ладонь. Шубин не разобрал имени.
Они спустились к пустому скверу.
— Мы хотим вам нашу реку показать, — сказала Наташа.
— Только
— А мы и не думали, — сказал Борис. — Это те, кто боятся, они легко верят всякой чепухе. Вы типичный благоустроенный международник. Наверное, «вольво» привезли?
— У меня «Жигули», — сказал Шубин без обиды.
— Боря, не цепляйся к человеку, — сказала Наташа.
Начало подмораживать, было скользко. Они миновали сквер, уставленный мокрыми черными стволами. Две или три лампочки на столбах горели, остальные перегорели или были разбиты. По краю сквера тянулась тропинка, от которой шел скат к неширокой речке. От нее плохо пахло.
За речкой тянулись темные склады. Дальше торчали усеянные святящимися квадратиками жилые башни, а за ними несколько труб, изрыгавших в неспокойное небо светлые клубы дыма.
— Это не вода, — сказал Бруни. — Это жидкость замедленного действия.
Вода в реке была черной, но странно отражала огни домов и завода на том берегу — они мерцали в воде, потому что по ее поверхности плыли обрывки желтоватого, почти прозрачного тумана.
— Это еще что такое? — спросила Наташа, и все ее сразу поняли.
— Я постараюсь прийти сюда завтра, — сказал Бруни, — чтобы разобраться.
— И пахнет иначе, — сказал Борис. — Еще гаже, чем всегда.
— Это у тебя нос слишком большой, — сказал парень в ватнике.
— В самом деле — пахнет иначе, — подтвердил Шубин. — Я тут человек новый, еще не принюхался.
Запах был тревожным и удушающе мертвым. Даже нельзя было сказать, насколько он неприятен, потому что ноздри отказывались пропускать его в легкие.
— Наша беда в том, — сказал Бруни, — что инспекция и химики отказываются изучать сбросы в сумме воздействия, во взаимной активности. Сброс может быть умеренно гадким сам по себе и убийственным в соединении с каким-то вполне нейтральным веществом.
— Пошли отсюда, — сказала Наташа и закашлялась.
Когда они вернулись в сквер и дышать стало легче, Шубин спросил:
— Но почему вы не пишете, не скандалите?
— Завтра будем снова скандалить. А нас разгонят, — сказал парень в ватнике. — Я уже отсидел пятнадцать суток.
— За что?
— Они узнали, что я у брата на свадьбе был. На обратном пути подстерегли. Пьянство и хулиганство.
— Я уверен, что наши письма и обращения доходят, — сказал Бруни. — Но потом, как у нас положено, их отправляют снова на круги своя — в обком, к нам в город, на завод. И получаем отработанные тексты. У нас выработалась замечательная система медленного нереагирования.