Смерть героя
Шрифт:
Уинтерборн увидел Элизабет, она стояла там, где кончался барьер, на ней была шляпа с большими полями. И опять его поразило, что женщины так прекрасны. Неужели он прежде знал такую красавицу, неужели осмеливался к ней прикоснуться? Она казалась такой стройной, юной, такой прелестной. И такой утонченно изящной. Оробев, он попятился и смотрел на нее из толпы. Она пытливо всматривалась в лица идущих мимо солдат; дважды она взглядывала на него и сразу отводила глаза. Он пробрался к ней через толпу. Она опять внимательно посмотрела на него — и опять стала всматриваться в проходящих солдат. Не колеблясь больше, он подошел и протянул
— Элизабет!
Она сильно вздрогнула, посмотрела широко раскрытыми глазами, потом поцеловала его через разделявший их барьер:
— Джордж, ты?! Как ты изменился! Я тебя не узнала!
12
Уинтерборн получил двухнедельный отпуск, после чего должен был явиться в учебный батальон. За это время было два или три воздушных налета, и ночью он лежал без сна, прислушиваясь к хорошо знакомому тявканью зенитных орудий. С грохотом рвались бомбы. Налеты были пустячные, полчаса — и все кончено. Однако Уинтерборн был неприятно поражен: он их не ждал.
Первое свободное утро он провел в одиноких блужданьях по улицам Лондона. Он не уставал изумляться красоте женщин, смотрел на них во все глаза — и в то же время боялся их этим оскорбить. Дважды с ним заговаривали проститутки, суля «восточные утехи». Он подносил руку к козырьку и проходил мимо. Вторая девица забормотала ругательства, он их не услышал. Похоже, что проституток в Лондоне стало куда больше прежнего.
Лондонские мостовые изрядно пострадали, но Уинтерборну они показались необыкновенно ровными и гладкими, ведь он привык к дорогам, иссеченным глубокими колеями, изрытым воронками разрывов. И не чудо ли: такое множество домов — и все целы. И автобусы катят взад и вперед. И люди ходят с зонтиками — да, в самом деле, ведь на свете существуют зонтики. И всюду — форма хаки. Из каждых трех встречных один — военный. Ему повстречались солдаты американской морской пехоты — авангард громадной армии, что готовилась по ту сторону Атлантики. Это были крепкие парни, плечистые, с узкими бедрами; и каждый уже успел подцепить себе девчонку. По Лондону они разгуливали хозяйской походкой, вразвалку, совсем как англичане во Франции.
Патруль военной полиции остановил его и грубо спросил, что он тут делает. Уинтерборн показал отпускное свидетельство.
— Извини, приятель, — сказал полицейский. — Я тебя принял за дезертира. Смотри, никуда не ходи без свидетельства.
Вечером второго дня Элизабет повела его в ресторан в Сохо ужинать с ее друзьями. Фанни там не оказалось, зато присутствовали мистер Апджон, мистер Уолдо Тобб и Реджи Бернсайд. Были еще несколько человек, Уинтерборну незнакомых. В том числе некто, наделавший много шуму переводами из армянской поэзии с французских переводов Аршака Чобаняна299. Держалось это светило с величайшей томностью, словно бы крайне утомленное работой мысли, и руку Уинтерборну пожало еле-еле, глядя в сторону и с видом изысканно-презрительным.
Весь ужин Уинтерборн просидел молча, беспокойно скатывая шарики из хлеба. С удивлением он понял, что бесконечно далек от всей этой компании и ему совершенно не о чем с ними говорить. Они рассуждали о вещах, ему не очень понятных, и превесело перемывали косточки людям, которых он не знал. Элизабет была в ударе, со всеми болтала, смеялась и имела большой успех. Уинтерборну было неловко: он тут совсем не ко двору, какое-то мрачное
За кофе многие поменялись местами, и двое или трое подошли и заговорили с ним. На соседний стул плюхнулся мистер Апджон, выпятил подбородок и кашлянул:
— Окончательно возвратились в Лондон?
— Нет. Получил две недели отпуска, потом пойду в офицерскую школу.
— И после останетесь в Лондоне?
— Нет. Придется ехать назад, во Францию.
Мистер Апджон с досадой пощелкал языком.
— А я предполагал, что вы покончили с солдатчиной. В этой одежде вы выглядите просто смехотворно.
— Да, но зато она очень практична.
— Я хочу сказать, вот что главное — эта самая война не должна мешать развитию цивилизации.
— Вполне с вами согласен. Я…
— Я хочу сказать, если у вас есть время, зайдите ко мне в студию и посмотрите мои новые картины. Вы все еще сотрудничаете в журналах?
Уинтерборн улыбнулся:
— Нет. Я, видите ли, был порядком занят, и в окопах ведь…
— Я хочу сказать, недурно бы вам написать статью о моем новейшем открытии.
— О супрематизме?
— Да нет же! С этим я давно покончил. До чего вы невежественны, Уинтерборн! Нет, нет. Теперь я создаю конкавизм300. Это — величайший вклад в цивилизацию двадцатого века. Я хочу сказать…
Уинтерборн больше не слушал и залпом осушил стакан вина. Почему Эванс не написал ему? Вероятно, не выжил после того отравления газом. Он знаком подозвал официанта:
— Принесите еще бутылку вина.
— Сию минуту, сэр.
— Джордж! — услышал он предостерегающий и немного укоризненный голос Элизабет. — Не пей лишнего!
Он не ответил и мрачно уставился на свой кофе. Черт с ней. Черт с ним — с Апджоном. Черт с ними со всеми. Опрокинул еще стаканчик и ощутил, что пьянеет: тихонько кружится голова, и веселей, легче становится на душе — приходит спасительное забвение. К черту их всех.
Мистеру Апджону надоело просвещать кретина, у которого даже не хватало ума его слушать, и он незаметно исчез. Немного погодя его место занял мистер Уолдо Тобб.
— Ну-с, дорогой Уинтерборн, рад вас видеть. Выглядите вы превосходно. В армии вы просто расцвели. И я слышал от миссис Уинтерборн, что вас наконец произвели в офицеры. Поздравляю, лучше поздно, чем никогда.
— Благодарю вас. Но, знаете ли, может быть, меня еще и не произведут. Мне еще надо окончить офицерскую школу.
— О, это вам будет очень, очень на пользу.
— Надеюсь.
— А чем вы во Франции заполняете свой досуг — все так же читаете, занимаетесь живописью?
Уинтерборн сухо, коротко засмеялся:
— Нет, чаще всего завалюсь где-нибудь и сплю.
— Грустно это слышать. Но, знаете, — да простится мне такая смелость, — у меня никогда не было уверенности, что Искусство — истинное ваше призвание. У меня всегда было такое ощущение, что вам больше подходит жизнь на свежем воздухе. Разумеется, сейчас вы делаете прекрасное дело, прекрасное. Империя нуждается в каждом из нас. А когда вы возвратитесь с победой, — надеюсь, вы вернетесь целый и невредимый, — отчего бы вам не попытать счастья в одной из наших колоний, в Австралии или в Канаде? Там перед каждым открываются огромные возможности.