Смерть и побрякушки
Шрифт:
– Кать, с чем у тебя сэндивичи были?
– содрогаясь от сдерживаемого хохота, поинтересовалась Марина.
– Та шо там! Ну трохи шинки...
Кирилл сдавленно хрюкнул, потом не выдержал и дико захохотал:
– В синагогу... С салом...
– Ну от я и подумала - шо то за життя, если даже съесть, что хочешь - и того нельзя! И поихала!
– Катюха, так ты израильская диссидентка. Покинула страну по кулинарно-идейным мотивам, - веселилась Марина.
– Та не в идеях дело!
– с досадой отмахнулась Катя, - И не в сале теж.
– она грустно вздохнула, - Прожила б и без сала - мало я его дома
Я прием один обслуживала, ну там подай, убери. С австрийцем познакомилась, зустричалысь потим, у моря гуляли, - глаза ее стали мечтательными, - Он как уезжал, меня звал, а я все боялася, все случая ждала. От мне соседка его и подарувала. Детей похватала, и сюда.
– А муж?
Катька небрежно отмахнулась.
– А шо муж?. Столько лет еврея з него делала, человека делала, хватит з мене!
– и тут же поинтересовались, - А вы тут чего?
– По делам приехали, на пару дней.
– Так пошли ко мне, - она вскочила, стремительно всовывая Кириллу в руки пакеты с покупками, - Тут у готелях страшные цены, з глузду съехать можно!
– Катюха, есть у меня деньги, я за последнее время разбогатела.
Катька на мгновение остановилась, оценивающе разглядывая Кирилла:
– Что, у твоего гроши водятся? То добре. От нехай он тебе и скажет, что разбазаривать их не треба. Где чемодан?
– Здесь, в камере хранения.
– Берить и пишлы. А ты, малый, клади зверят до сумки и давай маме ручку. Ох и красивый сынок у тебя, Маринка!
– Саша не мой сын.
– Ага, з дитем, значит, мужика взяла, - кивнула Катька.
– Я начинаю понимать Эдичкиного папу - "твой", "взяла" - скоро вы нас на поводках водить начнете, - хмыкнул Кирилл и отправился за чемоданом.
– У вас з ним щось не добре?
– Долгая история, Кать, - вздохнула Марина.
– Ничого, время будет, расскажешь. Ну пишлы, пишлы.
Огромная квартира в жилом комплексе в центре Вены состояла из одной, тянущейся в бесконечность комнаты, разделенной на секции роскошными меховыми занавесями и набитыми книгами шкафами, что делало ее похожей на пещеру продвинутого неандертальца. Марина присмотрелась: все книги посвящены компьютерной технике и Интернету. По квартире они насчитала штук пять тихо мерцающих мониторов. Не в силах оторваться, Кирилл притормозил у новехонького Макинтош, похожего на половинку баскетбольного мяча. Марина заглянула ему через плечо, кончиками пальцев коснулась гибкой шеи, на которой словно головка цветка, гордо возносился дисплей.
– Нравиться?
– по-английски прозвучало из темноты.
– Да, - почти восторженно выдохнул Кирилл, - Такая машинка!
– Как драгоценность, - почтительно кивнула Марина и всмотрелась в полумрак. Невысокий бородатый мужчина смотрелся за компьютером столь органично, что казался его неотъемлемой частью.
– Руди у мене самый крутый компьютерщик, - горделиво пояснила Катька и доверительной скороговоркой добавила, - Не пьет, не дерется, меня любит, до дитей добрый и богатый - жуть. А шо целый день в той ящик пялиться - так мне оно и свободнее. Ну, пошли на кухню.
Кирилл приотстал, через минуту они услышали как мужчины
– О, твой моему понравился, то редко бывает.
– Катька небрежным жестом откинула в сторону занавесь из серого каракуля. Марина окинула взглядом сшитое из мелких шкурок полотно. Такой занавески вполне бы хватило на пару шуб.
– Тебе и твоему ось там постелю, а пацан хай идет у цей куточок, - Катька отбросила очередную завесу из неизвестного Марине, но явно натурального меха. Марина погладила нежный ворс неведомого зверя, невольно прикинула, сколько такой занавес может стоить и преисполнилась почтительности.
– Тут моих дитей играшки, играйся, пока мы з твоею мамою на стол соберемо.
– А где дети?
– На ферме, у мужниных старых, - Катька на мгновение скрылась в необъятных книжно-меховых недрах квартиры и вернулась, одетая по домашнему: в строгую длинную темную юбку и светлую блузу с длинными рукавами и воротничком стоечкой. Волосы она забрала в узел и стала невероятно похожа на даму со старинного портрета. Катька сняла с вешалки белоснежный крахмальный передник, отороченный кружевами, старательно прикрыла свой наряд. На украшенные безукоризненным маникюром руки натянула высокие резиновые перчатки. И принялась потрошить холодильник. Вскоре из духовки ошеломляюще пахло мясом с чесноком. С краев кухонного стола свисала белоснежная скатерть, а поверх нее, словно вторая скатерть, не рвясь и не разлезаясь, свисало тончайшее тесто.
– Готують тут не погано, ось цей штрудель - дуже вкусный, - Катька еще чуть-чуть растянула тесто руками, потом бережно, почти не дыша, подхватила край скатерти и с его помощью принялась скатывать штрудель, - Але ж и мои стравы полюбили. Гости до нас толпами ходют - "экзотична кухня, экзотична кухня", - передразнила Катька, - А рецепта у меня ни одного взяты не можуть. Ми з цими австрийками одна одну не розумием. Я говорю, муки горстку, а вона мене питае - це скильки? Я кажу - соли по вкусу, а вона знов - скильки? А то я знаю, який в неи вкус?
Катька выкинула картофельную шелуху, аккуратно сняла фартук, стащила перчатки, переобулась из мягких домашних тапочек в туфли на каблуке и подновила помаду на губах:
– Пока готуэться, допоможи мне мусор вынести.
Господи, и здесь мусор! Марина поморщилась, но отказывать хозяйке показалось неудобным. Она подошла:
– Не поняла. Чего у тебя мешки вокруг мусорки стоят, да еще столько?
– Побачишь, - пообещала Катька, - Ты бери мешки, а я пакет з середини достану.
Мягкий бесшумный лифт спустил их в подвал под домом, больше похожий на самолетный ангар.
– Ось бачь, - Катька ткнула пальцем в нумерованные ниши, - У каждой квартиры своя. Соседи всякий мотлох хранят, а я бочку поставила, под капусту. Руди квашенную капусту за обе щеки трескает. О, а от и мусор. Дывы!
Вдоль стен аккуратными рядами выстроились металлические баки, закрытые плотными тяжелыми крышками. На каждом баке красовались надписи: "Glas", "Papier", "Nahrungs".
– Это чего?
– подозрительно поинтересовалась Марина.
– Цивилизация, - Катька подняла крышку первого бака, - Не все до кучи выкидаты, а стекло в ось цей бак, бумагу - сюди, еда - здесь, играшки поломались - тут кидай. И дома у меня под каждое говно отдельный мешок!
– она шарахнула очередной крышкой.