Смерть и побрякушки
Шрифт:
– Он мне про свои проекты рассказывал, и все приговаривал: "Конечно, для тебя это мелко, тебе, наверное, неинтересно..." А я себя полным кретином чувствовал. У Пашки были нормальные мужские планы: он свой концерн как раз задумал создавать...
Марина ткнулась лбом Кириллу в плечо, чтобы он не видел ее лица. Планы у Пашки были как раз не мужские, а женские. Ее. Значит, еще в самом начале, когда они жили вместе и она доверчиво делилась с Пашкой новорожденной идеей пресс-концерна, он уже выдавал ее проекты за свои! С самого начала
– ...Пашка жениться думал, ребенка хотел. Он был мужчиной, а я великовозрастным мальчишкой, заигравшемся в разведчики...
– Кирилл вздохнул, - Тогда-то я свой нынешний бизнес и придумал. Видно, стыд хорошо работе мысли помогает. С делом наладилось, кстати, тот же Пашка помог. А вот семьи так и не получилось. Мотаюсь все время, на одном месте долго не задерживаюсь. Когда я получил, Пашкино письмо и понял, что он погиб, я решил, пусть его семья станет моей!
– воскликнул он и осекся. Опасливо глянул на Марину, и принялся поглаживать ее груди.
Вот это и называется - "заглаживать" неосторожные слова. Марина опустила ресницы. "Его семья!" О смерти Аленки Кирилл узнал не сразу. Значит, на жену покойного друга он тоже имел виды. Аленка, всегда Аленка, красавица сестра, даже сейчас отнимающая у Марины желанного мужчину. Останься Алена в живых, у Марины сейчас была бы куча работы - и только. Доверчивые детские ручонки, обнимающие ее за шею, дерзкие мужские руки, касающиеся ее тела - все это было бы не для нее. А останься в живых еще и Пашка - у нее не осталось бы и работы.
"Умершие, что вы делаете со мной!
– в отчаянии подумала она, - Неужели вы хотите, чтобы я радовалась вашей смерти!"
Марина зажмурилась. Нет, она не станет, она вообще не будет думать ни об Алене, ни о Павле, ни о бедах, которые они могли принести ей и уже никогда не принесут. Потому что оба мертвы. Она слишком долго жила обидой и желанием сквитаться с обидчиками. Пока ее желание не осуществилось так страшно, так нечеловечески жестоко. Она не позволит больше горечи выедать свою душу. У нее есть Сашка, она должна его спасти, а все остальное не имеет значения!
Или все таки имеет? Ласкающая ладонь Кирилла скользнула по плечам, он сильно сжал ее груди. Она придержала его руки и поинтересовалась:
– А какое дело у тебя наладилось? Чем ты, собственно, занимаешься?
– получилось грубовато и слегка неуместно: вроде заполнения анкеты перед сексом. Но слишком уж Марине хотелось освободится от мыслей о прошлом и слишком давно ее мучило любопытство - кто же он такой, бывший безработный, бывший кагебешник, имеющий "своих ребят" от ее родного города до Вены.
Кирилл хмыкнул:
– Не волнуйся, вполне легальное дело. Я консультант, продаю свои знания. КГБ была не самой эффективной спецслужбой
Он отвел ее ладони, его руки и губы пустились в путешествие по ее телу. Она принадлежала ему, он имел право на все: на любое движение, любое прикосновение. Марина и не предполагала что такая полная, безраздельная подвластность может дарить столько радости. Его вторжение порой причиняло боль, но тут же приходила истома. Она изгибалась в его руках и, наконец, не выдержав, сама рванулась навстречу ему, ища единства.
Он перевернул ее на живот, навалился сверху, заполнил ее собой. Она застонала.
– Тихо!
– прошептал он, - А то Сашка примчится!
Марина хихикнула.
Они долго лежали, крепко обнявшись. Наконец, Марина высвободилась, кончиками пальцев пощекотала Кирилла, и принялась выкарабкиваться из груды одеял.
– Где-то у меня халат был, надо в ванную сходить.
Кирилл выволок пучок синего шелка из-под кровати:
– Лови!
Послышался стремительный перестук каблуков и в их закуток влетела Катька. Кирилл мгновенно нырнул под одеяло, зато Марина даже забыла затянуть пояс халата, во все глаза уставившись на подругу. Благородной синевы и столь же благородного кроя джинсы, отороченные мехом сапожки, украшенная вышивкой коротенькая замшевая курточка, локоны каштановых волос, заправленные под круглую шапочку: современная австрийская фермерша глазами парижских модельеров.
Изящная фрау стрельнула глазами в сторону окопавшегося на постели Кирилла и полуодетой Марины, понимающе усмехнулась и объявила:
– Мы з Руди на ферму едем, вашего хлопца з собою берем, повернемося завтра в день.
– Погоди, как это берете?
– Та прямо и хапаемо! Чего ему тут з вами делать? Я ж тебе, Маринка, знаю, пойдешь по соборам та музеям. А малый ще до Рембрантов не дорос. Ему хрюшек, коровок подывыться, на санках покататься, з дитьми погратыся.
– Катя, он маленький совсем, с него глаз ни на минуту спускать нельзя.
– Ото проблема! Я, мамашка Руди, ще две работницы, дочка моя старша - невже некому за хлопцем приглядеть? Дай дытыне на Новий год порадоваться.
Марина задумалась и, наконец, неохотно кивнула:
– Хорошо, пусть едет.
– Отпускать ребенка одного с незнакомым человеком!
– яростным шепотом попытался возразить Кирилл.
– А безопаснее таскать его по всяким подозрительным ювелирам, - так же шепотом парировала Марина, - Молчи уж, бабушка!
Катька втащила полностью одетого Сашку и скомандовала: