Смерть как сон
Шрифт:
Кайсер доверительно сообщил:
– Надеюсь, вы понимаете, что иной раз мы просим газетчиков писать то, что нам надо. В оперативных целях.
После очередной паузы Уитон ответил:
– Да, конечно. Так вы говорили, что некоторые жертвы объявились. Каким образом? Вернулись домой или вы обнаружили их тела?
– Не совсем. Мы обнаружили картины, на которых они были изображены.
– Картины?! В каком смысле?
– В прямом. На этих картинах женщины изображены обнаженными и на первый взгляд спящими. А возможно, что и мертвыми.
– Боже правый… И вы пришли, чтобы поговорить со мной об этом?
– Да.
– Но почему
– Нет, в Гонконге.
– В Гонконге?! Прошу прощения, джентльмены, я не совсем понимаю…
Я коснулась руки Бакстера.
– Мне казалось, что допрос должен был вести Ленц. Об этом был уговор.
– Артур сам предложил Джону начать. Джон ведет разговор, а Ленц встрянет в нужный момент с нужным вопросом. Он знает что делает.
– Мистер Уитон, – продолжал тем временем Кайсер, – мы провели экспертизу картин, не искусствоведческую, а криминалистическую, и обнаружили на холстах щетинки от кисточек. Весьма редких – собольих.
– Вы что же, хотите обойти всех художников, которые работают этими кистями? Боюсь, это займет у вас слишком много времени.
– Согласен, это было бы не под силу даже нам. Но речь идет не просто о собольих кистях, а об очень редкой их разновидности. Они производятся во всем мире только на одной небольшой фабрике в северном Китае. И в США есть лишь один их импортер, реализующий товар весьма малыми партиями. Избранным клиентам.
– И Туланский университет – один из таких клиентов, не так ли? Теперь понимаю. Ну что ж, я действительно заказываю эти кисти. И в этом нет ничего удивительного.
– Почему вы заказываете именно эти кисти?
– Потому что они лучшие в мире. Самые эластичные. Обычно их используют для акварелей, но на самом деле они универсальны. Я пишу свои картины маслом, и эти кисти меня еще ни разу не подводили.
– Ваши аспиранты также пользуются ими?
– Если бы я не заказывал их, как минимум двое из моих аспирантов не смогли бы себе этого позволить, поскольку такие кисти – дорогое удовольствие.
– Вы говорите о мисс Лаво и мистере Гейнсе?
Уитон хмыкнул.
– Именно. Фрэнк мог бы купить китайскую фабрику на корню, если б захотел.
– А сейчас вы говорите о мистере Смите? – все тем же официальным тоном продолжал Кайсер.
– Да, я говорю о Фрэнке Смите.
– А в настоящий момент вы пользуетесь именно этой кистью?
– Нет, как раз сейчас я пользуюсь обычной. Но она тоже хороша.
– Как давно вы начали писать свои картины собольими кистями?
– Относительно недавно. – На сей раз пауза затянулась дольше обычного. – Три года назад у меня диагностировали редкое и очень неприятное заболевание, которое поражает в первую очередь руки. И особенно кончики пальцев. Я встал перед выбором – сменить стиль или сменить инструменты. Какое-то время экспериментировал с разными кистями и в конце концов предпочел всем прочим собольи. Они оказались настолько хороши, что я тут же рекомендовал их своим аспирантам.
– Понимаю. Сколько всего людей имеют к ним доступ?
– Помимо меня и аспирантов?
– Да.
– Ну… у нас тут не банковское хранилище, как вы понимаете. Каждый может войти и потрогать. А если очень хочется – и унести. Я, например, не делаю большого секрета из своих работ. Точнее, не делаю секрета для студентов. Они часто ко мне заглядывают. У меня нет ни денег, ни желания нанимать человека, который бы круглосуточно охранял
– Мистер Уитон, – словно извиняясь, проговорил Кайсер, – неловко спрашивать, право… Но нам это нужно знать, сами понимаете. Одним словом, не могли бы вы припомнить, где находились в дни похищений?
– Ну, если вы спросите меня о конкретных числах… Я не уверен, конечно, но… Постойте, вы что же это, господа, меня подозреваете?! По-вашему, я мог совершить все эти дикие преступления?!
– Каждый, кто имел доступ к этим кистям, до поры до времени проходит в этом деле в качестве подозреваемого. Для начала сообщите, где вы находились три дня назад вечером? Сразу после открытия Музея искусств? Скажем, с восьми сорока пяти до девяти пятнадцати?
– Дома. И, опережая ваш следующий вопрос, вынужден признаться, что был один. Самое время связаться с адвокатом, не так ли?
– Как вам будет угодно, сэр. Это ваше гражданское право, и я не смею оказывать на вас давления.
– Понимаю…
В колонках повисла длительная пауза. Очевидно, Уитон крепко задумался, а Кайсер и Ленц выжидали. Наконец вновь зазвучал голос Джона:
– Расскажите, пожалуйста, по какому принципу вы набирали себе аспирантов?
– Все просто. Каждый желающий присылал мне свои работы. Точнее, фотоснимки. Выбрав лучшие, я посмотрел на холсты воочию.
– Помимо творческой составляющей, был ли еще какой-нибудь критерий для отбора?
– Нет.
– Вы сверялись с послужным списком кандидатов? С их биографиями?
– Разумеется, каждый из них сопровождал свою заявку неким резюме, хотя, вы знаете, художники не приучены писать подобные бумажки и оформляют их, как правило, весьма произвольно. Опять-таки упреждая ваш следующий вопрос, скажу, что резюме Леона Гейнса было одним из самых… как бы поточнее выразиться… оригинальных.
– Могу себе представить… – почти дружелюбно фыркнул Кайсер, и все-таки это не могло обмануть Уитона, который прекрасно понимал, что участвует в беседе в качестве допрашиваемого. – Как я понимаю, работы будущих аспирантов произвели на вас самое благоприятное впечатление. Что именно определило ваш выбор в их пользу?
– Боюсь, в двух словах на это не ответишь, – отозвался Уитон.
– Тогда расскажите в двух словах о каждом из аспирантов.
– В сущности, я не так хорошо знаю, что они за люди, чем живут… Мы пересекаемся в основном в рабочем порядке…
– Начните с Фрэнка Смита, – не унимался Кайсер.
Очередная долгая пауза, смысла которой мы с Бакстером, не видя глаз Уитона, не могли разгадать. То ли он не хотел говорить, то ли мучительно подыскивал правильные слова…
– Ну что ж, я весьма высокого мнения о Фрэнке, – наконец начал Уитон. – Он очень одаренный мальчик. С материальными проблемами, правда, никогда в жизни не сталкивался, но это не значит, что его детство было безоблачным. Разумеется, я не посвящен в детали, но кое-что он о себе говорил. Представьте, богатая влиятельная семья, папа желает, чтобы сын сделал традиционную карьеру, а он вдруг начинает рисовать… Между тем возможности Фрэнка, как художника, огромны. Я лично не вижу им предела. И он по-настоящему предан своему занятию. Уверен, у него впереди много времени, чтобы отточить мастерство. Хотя его техника, к слову, и так практически совершенна. А главное – он не испытывает никаких сомнений и уверен в своих силах. Не знаю, что еще про него рассказать. Я не критик. И не полицейский детектив.