Смерть Калибана. Повести
Шрифт:
– Что, на печку захотелось? Некогда сейчас. Кабан и его кабанихам ждать не будут. Как проголодаются, так и к нам пожалуют. Тогда только держись! Этот боров, – мужик серьезный. А потому к делу надо отнестись очень даже обстоятельно.
– Слушай, Вить, – спросил Николай, будто не слышал слов свояка, – прогоняли стадо как следует по плетям и у поля? Обидно будет, если все сорвётся из-за мелочи. Иначе этот хитрый черт учует запах, – тогда пиши пропало. Коров надо же не просто погонять, а так чтобы навоза наклали больше.
– Все нормально, не бери в голову, – хмыкнул Виктор, уловив в голосе Николая совсем уж панические нотки. – Сам проверил. Буренки всё так уделали, – запах – что твой скотный двор! Мужики все тоже по навозу сапогами пошастали. Не учует! Вопросов больше нет? Тогда пошли. На закусь скажу, – я раздобыл пару ракетниц на случай,
Вепрь обошел стадо, подтолкнул плечом строптивого, не в меру заигравшегося однолетка, и высоким звуком подал короткий сигнал в путь. Вскоре лес стал редеть. Через небольшой прореженный подлесок впереди завиднелось отделенное от леса темной полосой бугристой земли картофельное поле. Быстро сгущавшиеся сумерки не давали возможности оглядеться. Вожак сильно втянул ноздрями бодрящий ночной воздух. С поля, куда им предстояло идти, тянуло свежим, коровьим пометом. Это не очень беспокоило вожака. Коровы могли оказаться где угодно. Таков был порядок в том, непредсказуемо-суетном мире людей.
Он бесшумно двинулся вперед, безошибочно выбирая во тьме единственно правильный путь. Вскоре вепрь различил небольшие кучи ботвы. Они показались расположенными не так, как в прошлую ночь. Вожак на мгновение приостановился. Замерло как по команде позади него и все стадо. Он прислушался, чутко вынюхивая воздух, но ветерок доносил до него только тяжелые, спертые миазмы коровьего пота и навоза. Вепрь успокоился. Пора было кормиться. Стадо, почуяв, что опасности нет, быстро растеклось по границе еще не выкопанного картофеля.
Все произошло внезапно и быстро. Как из-под земли выросли длинные черные стены в нескольких метрах от стада. Вожак, не успевший ничего осознать, коротко рыкнув, собрал всех вокруг себя. Не раздумывая, стремительно наращивая скорость, бросился назад по своим следам. Инстинкт подсказал ему извечную истину – где прошел раз, там нет ловушки. Вожак видел, как неотвратимо сближаются ему навстречу черные высокие стены. Внезапно перед ними полыхнула огромная волна света, целые снопы белого, жуткого пламени. Нестройный рев неизвестно откуда взявшейся толпы людей, выбивая последние остатки разумных действий, вверг кабанов в панический ужас. Оно шарахнулось врассыпную и, сбивая с ног поросят, ринулось назад, в спасительную темноту.
Вепрь, на какое-то мгновение потерявший контроль над собой, невероятным усилием воли бросился наперерез потерявшим голову соплеменникам. Своим телом он свалил двух молодых самцов. Сзади все горело сполохами адского пламени, а он, собрав около себя всех, устремился вперед, к проему, светлеющему среди черных застав. Стены сходились все ближе и спасительный выход был уже совсем рядом, когда вепрь всем своим существом почувствовал неладное. Скорее он предугадал, что им уготовано там, за стенами, коварством людей.
Едва вожак смог осознать это, как инерция многопудового тела вынесла его в проход в стене. И тут же, потеряв опору под ногами, падая сквозь настил из хвороста, прикрытого ботвой, он уже не слышал крики людей: «Отсекай! Заводи плети справа! Давай, давай, справа смотри!».
До утра решено было ничего не предпринимать. Загонщики укрепили стены и, оставив сторожей отпугивать выстрелами в воздух особо ретивых кабанов, довольные пошли домой. Николай, уходивший последи ним, не смог побороть в себе желания заглянуть еще раз в ловушку. Он подошел к краю большой ямы и осветил ее факелом. Фонарик, заблаговременно положенный в карман ватника, выронил где-то в суматохе. На дне, среди переплетения сучьев, картофельной ботвы и сетей, было тихо. Даже раненый кабанчик, следуя врожденному чувству опасности, которое в такие моменты пересиливает самую сильную боль, затаился, едва неровный отблеск факела упал на край ямы.
Николай долго вглядывался в черно-угольный провал, и ему почему-то вдруг стало не по себе. Его передернула и холодным ознобом, прокатившись между лопаток, ткнула в сердце волна неприятного ощущения. Он более поспешно, чем следовало, отошел от края ямы. Крикнув остававшимся сторожам, чтобы хорошенько посматривали, присоединился к Виктору, тоже уходившему среди последних. Тот был доволен и, не скрывая этого, потащил Николая к себе домой, чтобы отметить это событие. Николай, которому не очень хотелось идти в свой домишко в такую темень без фонарика, да к тому же в такую даль, с облегчением согласился.
Словом, Николай выспался за ночь настолько, насколько может выспаться человек, избавленный от висевшего над ним дамоклова меча. Как оказалось, отдых пришелся кстати. Потому что утром он, возжелавший немедленно влепить в опухшее от выпитой водки и самогона, пристыженное лицо первого из попавшихся под руку сторожей свой каменный кулак, смог вовремя сдержаться, чего не случилось бы, не отдохни его нервы как следует. Даже Виктор, несмотря на свое непробиваемое добродушие, не смог удержать в себе пару крепких словечек. Ибо горе-сторожа, завернувшись после обильного возлияния в свои необъятные тулупы, проспали стадо. Оно, подрывшись под плети, ушло в лес.
Глава 3
К полудню, вдоволь намучившись на осклизлых дорогах, Николай подогнал к яме автокран. В яме было по-прежнему тихо. Оба кабанчика, зажатые огромным телом вожака, не могли сделать ни одного движения. Они тревожно похрюкивали. Вепрь изредка отвечал им односложным звуком. Копошившиеся наверху люди пока не вызывали у него беспокойства.
Вскоре он услышал голоса и звук мотора. Сети, на которых он стоял, задергались и отошли от стен. Вепрь пытался отвернуться от врезавшихся и потому причинявшей сильную боль в ноздрях и губе капроновых жил, но ничего сделать не мог. Сети, натянувшись под тяжестью тел, дрогнув, стали подниматься вверх, сжав их в единый ком страдающей плоти. Когда их подняли над ямой, вепрь увидел под собой краем глаза кучи земли, следы машин и людей, пустой загон и далекую полоску родного леса. По сердитым, раздраженным голосам людей, их крикам, которыми они обменивались друг с другом, он почувствовал неладное в их делах. Что-то подсказало ему, что все стадо на свободе. Вепрь так ясно это понял, что, не в силах сдержать свою радость, заворочался в сети. Стрела крана заходила ходуном, и люди обеспокоено засуетились. Через мгновение он услыхал шум взревевшего мотора. Земля плавно поплыла под ним. Оказавшись над прицепом, вепрь увидел, как туда залезли два человека и замахали руками. Сеть стала медленно опускаться и зависла в нескольких сантиметрах от днища. Вожак вдруг почувствовал, как руки людей зашарили по его бокам и животу. На мгновение он оцепенел, но затем, яростно взревев, рванулся изо всех сил. Люди отскочили, что-то крича, а на прицеп полезли еще двое. И пока кран медленно опускал стрелу, они старались палками удержать ходившую ходуном сеть, в которой бились вместе с вожаком оба кабанчика.
Почувствовав под ногами опору, кабанчики забились еще отчаяннее, пытаясь встать на ноги. Вожак медлил, давая им возможность освободить место. Едва он ощутил, что тугие сети ослабли, в одно мгновение, словно взрыв мощного заряда, он бросил свое тело вверх. Его рывок ждали. На нем, затягиваясь в удушающие петли с каждым новым его усилием, внезапно обнаружились крепкие веревки. Их успели продеть в тот момент, когда он беспомощно висел над прицепом.
Какой мерой унижения он мог измерить эти минуты? Его, поверженного и опрокинутого на спину, затянули в тугие узлы. Связанные вместе ноги торчали вверх как презренный пук жесткой осоки. Вепрь не мог принять эту жестокую данность! Бездна гнева и ужаса захлестнула его сознание! Никогда прежде в своей жизни не испытывал и десятой доли тех душевных страданий, что выпали ему сейчас. Его горькая участь усугублялась тем, что рядом находились два его молодых соплеменника. Как вожак стада, он погиб в их глазах навсегда. Но, как ни странно, как бы слабо не промелькнула эта мысль в его оцепенелом сознании, она помогла возвратить ему чувство реальности. Преодолевая себя, инстинкт и жажду борьбы, вепрь расслабил тело. Все время, пока их везли по тряской дороге, он заставлял свой мозг и мышцы полностью подчиниться своей воле. В нем трепетала каждая клеточка его могучего тела. Откуда-то поднималась боль от невероятного усилия удержать себя в пределах контроля. Вепрь напряг все силы чтобы не дать захлестнуть себя мутному чувству тупого инстинкта самосохранения…