Смерть Канарейки

Ван Дайн Стивен

Доктор Линдквист колебался.

– Я не нуждаюсь ни в каком покровительстве, сэр. Будьте настолько добры, чтобы сразу сказать, зачем меня сюда привезли?

– Разумеется! Объяснить некоторые моменты ваших отношений с мисс Оделл, которые обнаружены, а также объяснить, если вы в этом заинтересованы, причины, по которым вы меня обманывали относительно этого.

– Таким образом, вы без всяких на то полномочий суете нос в мои частные дела. Я слышал, что это одно время практиковалось в России…

– Если мы действительно копаемся в ваших делах без всяких оснований, то вы, дорогой доктор Линдквист, можете легко

мне это доказать. И все, что мы от вас узнаем, будет немедленно забыто. Верно ли, что ваша привязанность к мисс Оделл несколько выходила за пределы отцовских чувств?

– Неужели даже самые святые чувства не уважаются полицией этой страны? – В тоне доктора сквозило презрение.

– При одних обстоятельствах – да, при других – нет. – Маркхэм превосходно сдерживал свою ярость. – Конечно, вы можете не отвечать мне, но если вы предпочтете откровенность, то можете избегнуть унижения отвечать на вопросы на открытом суде.

Доктор Линдквист поморщился.

– А если я признаю, что моя привязанность к мисс Оделл носила характер не отцовских чувств?

Маркхэм воспринял этот вопрос, как утвердительный ответ.

– Вы ведь ревновали ее, не правда ли, доктор?

– Ревность, – иронически заметил доктор, – довольно обычное сопровождение любви. Это подтверждают такие авторитеты, как Крафт, Эбинг, Молль, Фрейд, Форнци и Адлер. Но, я все-таки отказываюсь понимать, почему мои эмоции касаются вас?

– Если бы ваши эмоции не привели вас к действиям, в высшей степени подозрительным и сомнительным, то я бы не заинтересовался ими. Но у меня есть достоверные сведения, что ваши эмоции так повлияли на ваш рассудок, что вы угрожали лишить жизни мисс Оделл, а также и себя. И ввиду того, что молодая женщина недавно была убита, закон, естественно, заинтересовался вами.

Обычно бледное лицо доктора покраснело, а его длинные пальцы вцепились в ручки кресла, но он сидел по-прежнему неподвижно, с величественным достоинством, не спуская глаз с прокурора.

– Я уверен, – добавил Маркхэм, – что вы не будете усугублять моих подозрений, пытаясь отрицать это.

Ванс, пристально следивший за всем, внезапно подался вперед.

– Скажите, доктор, каким способом вы угрожали убить мисс Оделл?

Доктор Линдквист резко повернулся к нему. Он с шумом втянул в себя воздух. Кровь прилила к его щекам, мускулы рта дернулись. На мгновение я испугался, что он совершенно потеряет самообладание. Но он совершил усилие и взял себя в руки.

– Может быть, вы думаете, что я угрожал задушить ее? – Его голос задрожал от дикой злобы. – Вам бы хотелось обратить мои угрозы в петлю, которую вы накинете мне на шею? – Он остановился и, когда заговорил снова, голос его был уже спокойнее.

– Совершенно верно, однажды я необдуманно попытался напугать мисс Оделл угрозой убить ее и совершить самоубийство. Но если уж вас информировали так точно, как я полагаю, то вы должны знать, что я угрожал ей револьвером. Кажется, это оружие часто фигурирует в пустых угрозах. Я, конечно, не стал бы грозить ей тем, что задушу ее, даже если бы и намеревался совершить это отвратительнейшее преступление.

– Верно, – кивнул Ванс, – совершенно справедливое утверждение.

Доктора явно обрадовала поддержка Ванса. Он снова обратился к Маркхэму и продолжил свою исповедь.

– Я думаю, вы должны знать, что угроза

редко предшествует насилию. Даже поверхностное изучение человеческой психики покажет вам, что угроза – это свидетельство чьей-нибудь невиновности. Угроза обычно допускается в гневе и служит как бы предохранительным клапаном. – Он отвел взгляд в сторону. – Я не женат. Моя эмоциональная жизнь не упорядочена, и я постоянно близко соприкасаюсь с людьми переутомленными и сверхчувствительными. В период особо повышенной впечатлительности я увлекался этой молодой женщиной, которая не разделяла моих чувств. Я жестоко страдал; она же не пошевельнула пальцем, чтобы умерить мои страдания. Действительно, я подозревал, что она умышленно, в силу своей испорченности, мучает меня, встречаясь с другими мужчинами. Во всяком случае, она вовсе не старалась скрывать свои измены. Признаюсь, что раз или два я доходил до умоисступления. И угрожал я, лишь надеясь напугать, чтобы заставить ее быть более серьезной и внимательной ко мне. Надеюсь, что вы достаточно проницательны, чтобы поверить этому.

– Оставим это пока, – заметил Маркхэм. – Не могли бы вы во всех подробностях информировать меня о своем местопребывании ночью в понедельник?

– Я полагал, что моя записка к вам полностью исчерпала этот вопрос. Что я упустил?

– Как имя больного, которого вы навещали в ту ночь?

– Миссис Анна Бридон. Она вдова Эллиса А. Бридона из Бридонского национального банка.

– И вы оставались при ней с одиннадцати до часу ночи?

– Совершенно верно.

– И она была единственной свидетельницей вашего пребывания в лечебнице в эти часы?

– Боюсь, что да. Видите ли, я никогда не звоню после десяти часов вечера; я пользуюсь своим ключом.

– Я думаю, мне будет разрешено спросить миссис Бридон?

Доктор Линдквист был глубоко опечален.

– Миссис Бридон очень больна. После смерти мужа прошлым летом у нее был сильный нервный шок, и она с тех пор фактически находится в полубессознательном состоянии. Бывают даже дни, когда я опасаюсь за ее рассудок. Малейшее беспокойство или волнение может привести к очень серьезным последствиям.

Он вынул из конверта с золотым обрезом газетную вырезку и протянул ее Маркхэму.

– В этом некрологе упоминается о ее состоянии и помещении в частную лечебницу. Я уже несколько лет ее личный врач.

Взглянув на вырезку, Маркхэм вернул ее обратно. Наступило короткое молчание, прерванное вопросом Вайса.

– Кстати, доктор, как зовут ночную сиделку в вашем заведении?

Доктор бросил на него быстрый взгляд.

– Мою ночную сиделку? Почему?… Причем тут она? Ночью в понедельник она была очень занята. Я не могу понять… Впрочем, если вам нужно ее имя, я не возражаю. Ее зовут Финкл, мисс Эмилия Финкл.

Ванс записал имя и, поднявшись, передал клочок бумаги Хэсу.

– Сержант, доставьте мисс Финкл сюда завтра в одиннадцать утра, – сказал он, еле заметно подмигнув.

– Обязательно, сэр. Это хорошая мысль. – Выражение лица Хэса не предвещало для мисс Финкл ничего хорошего. Лицо доктора Линд квиста омрачилось.

– Прошу прощения, но я не вижу в ваших методах ни малейшего смысла. – Его тон выражал лишь презрение. – Могу я надеяться, что эта инквизиция окончена?

– Я думаю, что да, доктор, – вежливо сказал Маркхэм… – Разрешите вызвать вам такси?