Смерть композитора. Хроника подлинного расследования
Шрифт:
Как видно, про нож в кармане одного из скандалистов и угрозу «порезать» Татьяна ничего не сказала. Строго говоря, сие ничего не значит – она могла эти мелочи упустить в минуты конфликта в силу самых разных причин – невнимательности, гнева, адреналин, опять же-шь, в крови бурлил. Никаких особых выводов из её рассказа сделать нельзя, можно лишь отметить, что градус алармизма в её словах несколько ниже, чем в показаниях Светланы Федорченко.
Выше упоминалось, что Людмила, родная сестра Татьяны Жуковой, страдал какой-то нервной болезнью и даже приезжала во Львов для лечения. Это обстоятельство послужило причиной довольно любопытного зигзага в ходе допроса. Слово Татьяне: «Однажды я стала советоваться с Володей по поводу болезни своей сестры и стала ему рассказывать, что она была в таком состоянии,
Другими словами, даже Татьяна Жукова, женщина очень далёкая от криминальной психологии, в ту минуту поняла, что слышит нечто очень важное. И это на самом деле так. В любой работе по суицидологии можно найти указание на то, что на этапе принятия мысли о самоубийстве и выбора способа лишения себя жизни, человек пытается собрать информацию о задуманном деянии. Для этого он заводит с окружающими соответствующие разговоры, читает книги, в которых затрагивается тема ухода из жизни, смотрит и обсуждает подходящие фильмы. Подобный сбор информации может как сопровождаться разнообразными жалобами (на жизнь, здоровье, неразделенную любовь и пр.), так и обходиться без них. После того, как замысел окончательно оформится и алгоритм необходимых для самоубийства действий будет выработан, потребность в обсуждении каких-либо деталей самоубийства пропадёт. Можно сказать так: чем ближе самоубийца к лишению себя жизни, тем меньше он говорит о суициде, точнее, он вообще перестаёт эту тему затрагивать в какой-либо форме.
Именно поэтому с точки зрения. профилактики суицида важно распознавать формирование соответствующей наклонности, индикатором чего могут служить попытки заводить разговоры на темы, связанные с уходом из жизни. Из слов Татьяны Жуковой можно понять, что Владимир Ивасюк не обсуждал с нею варианты лишения себя жизни, он сообщил ей о том, что некая суицидальная схема уже сложилась в его голове. Это означает, что он прошёл этап принятия мысли о лишении себя жизни и выработал некий алгоритм реализации задуманного, который считал оптимальным. И часть своего плана он посчитал возможным сообщить в ту минуту собеседнице.
В этом отношении показания Жуковой очень важны. Они не являются доказательством самоубийства Владимира, но они резко повышают достоверность версии его добровольного ухода из жизни.
Этим, однако, важность сообщенных свидетельницей сведений не исчерпывается. После пересказа разговора о предпочтительной форме самоубийства, Татьяна поделилась со следователем другой любопытной и немаловажной историей. Ещё одна цитата: «за последнее время Володя принимал таблетки для восстановления нервной системы. Названия таблеток я не помню. Он мне объяснял, что эти таблетки восстанавливают память. В конце февраля 1979 года [когда] мы были с Володей в Москве, то он покупал в центральной аптеке лекарство, названия не помню. Он купил себе пачку и посоветовал купить мне пачку для своей сестры. Это лекарство было импортное. Я купила для своей сестры это лекарство и выслала ей. Покупали это лекарство без рецепта. Володя говорил, что посоветовал ему это лекарство врач Веселовский. Приходили ли к нему домой врачи, я не знаю. Он носил при себе лекарства.»
Как человек с высшим медицинским образованием, окончивший с отличием медицинский институт, Владимир понимал толк в современной ему фармакопее. Так что в покупке им дефицитного лекарства в Москве ничего удивительного нет. При коммунистах даже снег зимой был в дефиците, чего уж там говорить про импортные медпрепараты! В этом рассказе Жуковой нам интересно другое – упоминание о том, что Ивасюк носил при себе лекарства. Не условный «цитрамон» от головной боли, а «лекарства» во множественном числе.
Как человек с высшим медицинским образованием, окончивший с отличием медицинский
И описанный случай с покупкой импортного препарата в Москве свидетельствует о том, что Владимир был весьма внимателен к содержимому собственной домашней аптечки – увидел хорошие таблетки и тут же купил, да ещё и Татьяне посоветовал сделать то же самое! Деталь эта очень интересна потому, что никаких таблеток при осмотре вещей и одежды найденного в петле Владимира Ивасюка, найдено не было. Как и нот, которые покойный взял с собою, уходя из дома около 13 часов 24 апреля 1979 г – читатели наверняка помнят эту маленькую деталь. Это те странности, которые каким-то образом правоохранительным органам следовало объяснить. отсюда
Далее Татьяна рассказала, впрочем, мимоходом, о произведениях, над которыми Ивасюк работал в последние недели жизни, упомянула о нотах, которые были отданы переписчику, да так и не были возвращены композитору. Татьяна сообщила о какой-то «кантате», написанной по заказу Министерства (по-видимому, культуры, из протокола понять невозможно), которая не прошла утверждение худсоветом. То ли дата слушания была перенесена, то ли случилось ещё что-то, но «кантату» Владимир так и не сдал заказчику.
И описанный случай с покупкой импортного препарата в Москве свидетельствует о том, что Владимир был весьма внимателен к содержимому собственной домашней аптечки – увидел хорошие таблетки и тут же купил, да ещё и Татьяне посоветовал сделать то же самое! Деталь эта очень интересна потому, что никаких таблеток при осмотре вещей и одежды найденного в петле Владимира Ивасюка, найдено не было. Как и нот, которые покойный взял с собою, уходя из дома около 13 часов 24 апреля 1979 г – читатели наверняка помнят эту маленькую деталь. Это те странности, которые каким-то образом правоохранительным органам следовало объяснить.
Далее Татьяна рассказала, впрочем, мимоходом, о произведениях, над которыми Ивасюк работал в последние недели жизни, упомянула о нотах, которые тот отдал переписчику, да так и не получил обратно. Татьяна сообщила о какой-то «кантате», написанной по заказу Министерства (по-видимому, культуры, из протокола понять невозможно), которая не прошла утверждение худсоветом. То ли дата слушания была перенесена, то ли случилось что-то ещё, но «кантату» Владимир так и не сдал заказчику.
А далее допрос коснулся истории, связанной с выдвижением Ивасюка на республиканский конкурс имени Николая Островского. И вот тут мы подходим к очень важному, как кажется, моменту в жизни композитора, возможно, важнейшему для него событию весны 1979 г. Чтобы читатель смог лучше понять, о чём идёт речь, позволим ещё одну обширную цитату из показаний Татьяны Жуковой (орфография документа сохранена): «Мне известно, что Володю с отдела культуры обкома комсомола рекомендовали его кандидатуру на получение премии им. Остовского. Я об этом знала. Этот вопрос решался на совете клуба творческой молодёжи (…). Всё правление в количестве 12 человек проголосовало за кандидатуру Ивасюка. (…) Володя говорил, что он понимает, что может его кандидатура не пройти, однако возлагал надежды на получение этой премии. Я его поздравила с выдвижением его кандидатуры. Это было в начале марта или в конце февраля. В дальнейших разговорах Володя интересовался, пройдёт ли его кандидатура, считал, что было бы неплохо получить эту премию. Я понимала, что он очень хочет получить эту премию. Предполагаю, что Володя мог узнать, проходит ли его кандидатура на получение премии Островского когда он находился в г. Хмельницке в составе жюри. Там проходил конкурс комсомольской песни и на этом конкурсе наверно были представители ЦК ЛКСМУ, многие композиторы, которые могли ему сказать, что его кандидатура не проходит. Там был композитор Скорик, с которым он находился в хороших отношениях и, может, он ему сказал. Может, сам позвонил в ЦК ЛКСМУ Володя и узнал, т.к. у него [там] много знакомых.»