Смерть композитора. Хроника подлинного расследования
Шрифт:
Фрагмент протокола допроса Светланы Федорченко, в котором она высказалась о характере Владимира Ивасюка: «Видно было и появлялось такое чувство, что Володя какой-то одинокий.»
Несмотря на косноязычие следователя Гнатива, мысль предельно понятна – Владимир жил своей внутренней жизнью, что внешне выражалось в его замкнутости.
Как много спиртного употреблял Ивасюк? Федорченко сообщила об этом в следующих выражениях: «Из спиртных напитков он употреблял вино „Шампанское“ и то очень мало. Ему нельзя было пить, т.к. он лечился.» А через некоторое время эта тема вновь всплыла
Почему Гнатив повёл себя так? Вопрос интересный и уместный, автор должен признаться, что ясного ответа не имеет, можно сказать так, что имеются лишь дискуссионные варианты. Вообще, фигура следователя в этом деле до некоторой степени удивительна, чего только стоит его неспособность связно излагать услышанное. Понятно, что советский прокурор – отнюдь не соловей русской словесности, но когда читаешь косноязычный протокол, нарисованный конкретно этим Цицероном, то испытываешь чувство крайнего неудобства, словно через лесные дебри продираешься и занозы в самый мозг себе забиваешь, честное слово, аж кровь из глаз от чтения этих эпистол! Что же касается нежелания следователя включать в протокол указания на некоторые бытовые детали и обстоятельства, то происходить это могло потому, что Гнатив знал об интересе к расследованию со стороны многих высокопоставленных лиц и предполагал проверку следственных материалов после окончания своей работы. Высокопоставленным поклонникам композитора мог не понравиться уклон в «бытовуху», поскольку определенные детали поведения в быту могли не очень хорошо характеризовать Ивасюка. А поклонники, разумеется, желали бы сохранить для истории сугубо положительный образ композитора. Посему следователь мог рассудить так: за отсутствие деталей меня могут, конечно, пожурить, но за их присутствие могут пожурить куда больше. В общем-то, здравый расчёт!
Автор не настаивает на безусловной точности своей догадки, но определенный резон так считать имеется.
Впрочем, вернёмся к протоколу допроса Федорченко. Вот несколько её слов о совместных поездках Владимира Ивасюка и Татьяны Жуковой: «Мне известно, что несколько раз Володя с Таней ездили отдыхать на юг, в частности в позапрошлом году.» Позапрошлый год – это 1977 г, т.е. тот год, когда Владимир попал в психиатрическую больницу. Стало быть, после лечения он поехал на юг именно с Таней Жуковой (поездка эта не могла состояться до того, как Владимир попал в больницу, мы это увидим из последующих материалов). Следователь не прошёл мимо вопроса о материальной обеспеченности Ивасюка, точнее, того, насколько об этом была осведомлена Федорчук. Светлана ответила так: «У него я не выясняла за его сбережения, и он о своих финансовых делах не рассказывал. Деньги Володя всегда имел при себе».
Что ж, исчерпывающе!
А как отметили последний день рождения Владимира? Мы знаем из показаний отца, что в тот день композитор был в родительском доме в Черновцах, поэтому интересно, что могла рассказать на эту тему Федорчук. Её повествование выглядело следующим образом: «Володя день рождения отмечал в этом году дома, однако после этого он как-то зашёл к нам, принёс бутылку „шампанского“ и мы вместе с ним, а также была Таня и Басистюк Оля [на её квартире Федорчук и Жукова прожили год до того, как переехали к Заславской – прим. А.Р.] распили это вино. Таня подарила ему хрустальную вазу. На дне рождения была ещё одна девушка из Запорожья, которую я знаю, и она иногда приезжает в г. Львов, звать её Таня, она педагог.»
Что ж, как видим налицо полное соответствие показаниям родителей композитора.
Что привлекает внимание в показаниях Светланы далее? Вот её весьма выразительный пересказ разговора, состоявшегося с Жуковой после исчезновения Владимира: «Когда Володя исчез, то мне Таня говорила, что он ей когда-то рассказывал, что если он захочет покончить с собой, то он просто исчезнет, а к чему он это говорил, я не выясняла у Тани».
Фрагмент той части протокола допроса, в которой Светлана Федорченко пересказывает свой разговор с Жуковой после исчезновения Ивасюка.
Момент очень интересный как минимум по двум причинам. Во-первых, потому, что подобный разговор до некоторой степени предвосхитил развязку всей этой истории (т.е. обнаружение тела композитора в петле). Во-вторых, не может не настораживать сам факт подобного разговора между весьма молодыми людьми. Ну в самом деле, много ли вы знаете 30-летних мужчин, рассказывавших своим возлюбленным о том, как они покончат с собою?
Но дальше становится только интереснее. Допрос опять сместился в сторону обсуждения отношения родителей композитора к его продолжительной связи с Татьяной Жуковой и тут Светлана выдала неожиданное: «Мне так показалось, что родители никогда не были его друзьями. Отец говорил, что Володя бедный был, а что все [заработанные им] деньги были в его руках [т.е. руках Михаила Григорьевича Ивасюка – прим. А.Р.]. Это дословно говорил так отец Володи. Примерно через несколько недель после исчезновения Володи отец его стал мне говорить, что он мне даст 15 000 руб., чтобы я сказала, где Володя. Я ему сказала, что если бы знала, где Володя, я бы свои деньги дала. Отец дал мне понять, что он сможет мне повредить по работе. Родители Володи очень тяжёлые в характере и я убеждена, что Володя мучился с ними, однако, он это скрывал».
Это очень важное сообщение. Его можно считать свидетельством того, что «теория заговора» зрела в головах самих родителей. Ранее мы коснулись проблемы активности разного рода неадекватов, кучковавшихся на могиле композитора и будораживших самое себя фантасмагорическими россказнями, страстными стихами и бесплодными обсуждениями. Теперь становится ясно, что вся эта забористая дурь цвела не только в головах кладбищенских активистов. Ещё до того, как тело Владимира Ивасюка было найдено в петле, его отец предлагал деньги Светлане Федорчук за… а за что собственно он ей предлагал 15 тыс. рублей? Это выкуп за сына, что ли? Понятно, что Михаил Григорьевич и София Ивановна считали Жукову и Федорченко причастными к похищению сына. Но какие имелись основания для таких, мягко говоря, причудливых умозаключений?
Федорчук: «Если бы я знала, где Володя, я бы свои деньги дала».
Родители были допрошены и их показания изложены нами очень подробно – мы видим, что никаких объективных данных для подозрений девушек в неблаговидных поступках родители не имели. Именно по этой причине отец композитора ничего не сказал о своём предложении заплатить Федорченко 15 тыс. рублей. Михаил Григорьевич, будучи человеком неглупым, прекрасно понимал каким чудовищным бредом будет выглядеть в прокурорском кабинете это предложение. Вся эта история вызывает лёгкую оторопь. Причём, сомнений в правдивости Федорчук нет – выдумывать ей такое незачем.
Однако, рассказ о поведении родителей композитора этим не ограничился, и позднее Светлана сделала следующую любопытную добавку: «Жукова не была на похоронах и я также по той причине, что его сестра или мать [Владимира Ивасюка – прим. А.Р.] позвонили моей начальнице и сказали, чтобы мы на похороны не ходили, т.к. будет нам плохо. Мы боялись и решили не идти, так как могли быть неприятности.» И в этой части никаких сомнений в правдивости свидетельницы не возникает: факт телефонного звонка третьему лицу проверялся безо всяких затруднений, так что врать подобным образом на месте Светланы было бы верхом глупости.
Нельзя не признать того, что родители Владимира проявили себя нетерпимыми и недобрыми людьми. Смерть обычно объединяет и примиряет, но не в этом случае. Тяжёлая, конечно, история. Интересно, думал ли Владимир Ивасюк, что его смерть подобным рикошетом ударит по Татьяне Жуковой? Вопрос, впрочем, риторический.
Предоставим слово Светлане Федорчук далее: «Когда Таня узнала, что наши мертвого Ивасюка, то она почти неделю болела, мы даже вызывали „скорую помощь“. Каковы причины смерти Ивасюка мне неизвестно. На второй день мы ходили на могилу с Таней и Басистюк, положили цветы.»