Шрифт:
АЛЕКСАНДР АНАТОЛЬЕВИЧ МИНДАДЗЕ (родился в 1949 году) окончил сценарный факультет ВГИКа. Дебютировал в кино в 1975 году сценарием фильма «Слово для защиты». По сценариям А. Миндадзе поставлены полнометражные фильмы «Весенний призыв», «Поворот», «Охота на лис». За участие в создании фильма «Слово для защиты» Александр Миндадзе был удостоен премии Ленинского комсомола.
Фильм по литературному сценарию Александра Миндадзе «Смерть машиниста» снимает на киностудии «Мосфильм» режиссер Вадим Абдрашитов.
Было
… Проводник первым спрыгнул на насыпь, следом спустился взъерошенный пассажир в пижаме, за ним — еще один. И так же прыгали на насыпь из других вагонов — заспанные, наспех одетые. Был серый предрассветный час, полоска поля, лес и тишина — несколько мгновений испуганной тишины. Скинув оцепенение, пассажиры заговорили разом и двинулись вперед, в голову поезда. Двинулись сплоченно, с одинаковым выражением страха и любопытства на лицах.
Малинин тоже спустился на насыпь, постоял и не спеша, слегка припадая на ушибленную ногу, пошел вместе со всеми. Миновал свой вагон — первый, в котором ехал, дальше было еще два багажных.
Из-под второго багажного навстречу вдруг стремительно вылез человек в железнодорожном кителе. Наткнувшись на Малинина, он замер, потом на лице его появилась гримаса, словно парень собрался заплакать. Но он не заплакал — рванув, отодрал болтавшийся на нитках рукав кителя и громко, не сводя глаз с Малинина, рассмеялся. Парень был явно не в себе. Малинин облегченно перевел дух, когда тот столь же неожиданно сорвался с места и сбежал вниз по насыпи. Там он споткнулся в повалился в кусты, но не остался лежать, а проворно, как кошка, пробежав на четвереньках, снова встал на ноги и устремился к лесу.
Поезд все стоял. Было уже не серенькое утро, а солнечный погожий день. С восходом заблестела среди высокой травы речушка и будто отступил мрачный лес, и сразу повеселели, охотно вписались в пейзаж летнего дня пассажиры. Ныряли в речку, загорали, спали в тени, входили в лес и выходили с пригоршнями ягод, ели-пили, знакомились и еще обсуждали происшествие, но уже между делом, все их тревоги сгинули вместе с серым предрассветным часом. Как могли коротали они время, непредвиденную паузу в жизни.
Компания пассажиров расположилась под деревом, закуска была разложена на траве. Все разом подняли головы, когда подошел полный человек в сорочке защитного цвета. Это был сосед Малинина по купе, военный. Его засыпали вопросами:
— Ну? Что слышно? Вы оттуда? Рассказывайте!
— Надолго застряли?
— Эти чертовы платформы… С неба они, что ли? Мистика, ей-богу!
— Если б они стояли, просто стояли! Говорят, двигались навстречу!
— Ну как они могли двигаться, интересно? Сами по себе, что ли?
— Платформы, действительно, шли нам навстречу, — веско сообщил военный, присаживаясь на траву. — И с порядочной скоростью. Тут, оказывается, уклон…
— Что я говорил! — обрадовался очкарик в матерчатой пляжной шапочке. — Стояли и двигались — разница!
— Сила удара, представляете?
— Если б стояли, он успел бы остановить поезд. И остался бы жив.
— И не он один. Я слышала, есть еще жертвы…
— Да, жертвы. В почтовом вагоне двое.
— Чепуха, — снова вмешался военный. — Погиб машинист. Он один. Помощник выскочил в последнюю минуту. А машинист остался…
Малинин полулежал на траве, привалясь к стволу. Напротив сидела соседка по купе, молодая модная женщина. Встретившись взглядами, они улыбнулись друг другу — свежи были в памяти злоключения утра.
Тем временем очкарик, приподняв в руке бумажный стаканчик, говорил звонким голосом:
— Мы кто? Вот вы, я, вот она. Мы спасенные, так? Он собой пожертвовал, чтобы мы сейчас сидели здесь. Его нет, а мы живем и будем жить. Ясно? Слышите? Там уже поют! Нет, вы слышите?
— Ну и что?
— Ничего. — Очкарик громко рассмеялся, он был уже навеселе. — Ничего. Только вопрос… А стоим ли мы — вы, я, они — вот этой жертвы сегодняшней?
— Не понял? — удивился военный.
— Нет, вы скажите… Подлый вопрос, согласен. Но стоим или нет? Ладно… Я что хочу… В общем, за упокой его души. Да? Давайте. Не чокаются.
Выпили, помолчали, снова заговорили. Малинин полежал еще на травке, потом встал и пошел к поезду.
Он поднялся и вагон и вскоре появился с чемоданчиком в руке, снова спрыгнул на насыпь. Постоял, щурясь на солнце. Крякнув, согнув пополам начавшее грузнеть тело, полез под вагон и выбрался на другую сторону пути, там вдоль насыпи пролегала разбитая шоссейка.
Потом он шел по дороге, все дальше удаляясь от поезда. Обернулся, бросил издали прощальный взгляд. Трактора, натужно урча, расчищали путь, копошились среди железа фигурки в оранжевых фуфайках. Похоже было, аврал на стройке. Вот разбежались, и подъемный кран рванул стальной рукой, приподнял поваленную светофорную мачту — платформа накренилась, осела со скрежетом. Оранжевые фигурки снова ожили, побежали прицеплять, снова заурчали трактора.
Ермаков въезжал в Н. серым, ненастным днем. Он сидел рядом с шофером, позевывал, глядя в окно. Дома с палисадниками, печные трубы, торчащие из крыш, гусиный выводок, прошествовавший перед самым радиатором «газика». За поворотом — уже городской пейзаж, две-три блочные пятиэтажки, заасфальтированная площадка перед воротами депо и, наконец, центральная площадь, сердце райцентра: Дом культуры, универмаг, гостиница, еще какие-то строения.