Смерть на Босфоре, из хроник времен Куликовской битвы
Шрифт:
В ту самую пору темник [18] Мамай, переправившись на правый берег Волги, находился неподалеку от устья реки Воронеж, но постоянно менял свои стоянки, так как коннице требовался фураж, а молодая трава только-только выглянула и ее не хватало.
Дорога соглядатаев пролегала как раз через эти места. С первого взгляда на ставку Мамая Еремей, знавший ратное дело не понаслышке, понял: грядет война – каждый татарин имел запасную лошадь и по два колчана стрел, а женщин и детей, обычно кочевавших вместе с мужчинами, было не видно.
18
Темник –
Коли рать собрана, то распускать ее нелепо, даже глупо и опасно. Воины настроены на войну и грабеж, а дома их ждут с добычей, тем более что некоторые по бедности заложили своих жен и детей, чтобы только экипироваться надлежащим образом. С пустыми руками им лучше не возвращаться – опозорят… Неудачливому полководцу тоже не поздоровится: молва о нем разнесется по степи и в следующий раз никто не явится на его зов.
Цель будущего похода хранилась в строжайшей тайне. Куда пойдет войско, простые воины не ведали, да их это и не заботило. Больше их интересовала будущая добыча, на которую все рассчитывали.
Нежданно-негаданно соглядатаи московского князя встретили у Мамая литовцев в меховых шапках и одеждах, украшенных разноцветными лентами. Попытались заговорить с ними, но куда там… Отвернули конопатые рожи и прошествовали мимо, словно языки проглотили. Это насторожило, ведь прошлой зимой Дмитрий Иванович отобрал у Литвы Трубчевск и Стародуб, а такое не прощается… «Как бы неладное не затеяли», – обеспокоились Симеон с Еремеем и посчитали нелишним известить кого следует о странных литовцах в ставке Мамая.
За бесценок выкупили из неволи убогого одноглазого суздальца Ромку, взяли с него клятву, что отвезет грамотку Нестору, и снарядили его в дорогу. Ромка со слезами благодарности обещал молиться за своих освободителей, пока жив, но, конечно, обманул. Однако то, что ему поручили, исполнил, доставил тревожную весть в Москву, не сподличал, а большего и не требовалось.
Ненароком Симеон и Еремище проведали и о проезде московского посольства через ставку Мамая прошлым летом. Оказалось, Михаил получил тогда от пятнадцатилетнего хана Тюляка (иначе Тюлякбека, или Тулунбека), ставленника темника, ярлык на льготы для русской церкви при выплатах «выхода» в Орду. О подоплеке этого соглядатаи, разумеется, не догадывались. Меж тем Мамай был заинтересован не только в политическом, но и в церковном раздроблении Руси. Православие скрепляло духовное единство народа, а потому темнику представлялось выгодным победа Михаила над Киприаном и разделение митрополии. Кроме того, добрые отношения с русским улусом могли дать в дальнейшем вспомогательные войска для борьбы с Тохтамышем. Соблазнительным выглядело и восстановление подчинения Руси одними дипломатическими средствами. Так мыслил темник, когда посольство пересекало его владения… Дмитрий Иванович тогда, в свою очередь, строил планы относительно Литвы. В нормализации отношений Руси и Орды, таким образом, были заинтересованы обе стороны.
Нареченный митрополит Михаил был новиком в монашестве, но не в политике, потому успешно урегулировал довольно сложные взаимоотношения с Мамаем на условиях прежней дани и церковных молений «за хана и его племя».
Попутно Еремею с Симеоном стало известно, что в ставке темника Кочевин-Олешеньский встретился с изменником и беглецом, сыном последнего московского тысяцкого [19] Иваном Васильевичем Вельяминовым и пировал с ним, что могло показаться сродни предательству.
19
Тысяцкий – глава городского ополчения. Кроме того, в обязанности его входило
Жить у ордынцев Вельяминову опостылело, и он искал себе покровителя на Руси. Кочевин-Олешеньский без труда склонил его к поездке в Серпухов, но как только беглец явился туда, его схватили, заковали в железа и доставили в Москву, а затем казнили при всем честном народе по повелению великого князя [20] .
Покинув Мамаеву ставку, Симеон и Еремище дальше следовали по Муравскому шляху вместе со словоохотливым мурзой Тимиром, направлявшимся к генуэзцам, для того чтобы нанять копейщиков. О том, зачем они темнику, никто не задумывался.
20
Вельяминов был обезглавлен мечом на Кучковом поле 30 августа 1379 года. Это была чуть ли не первая известная на Москве публичная казнь.
Однако с прошлого года, когда Мамай беседовал с Кочевиным-Олешеньским и Михаилом, многое изменилось: своевольные эмиры вытеснили его из Сарая-Берке и теперь он готовил поход на Москву, намереваясь перебить русских князей и осесть во Владимире на Клязьме. Для гарнизонной службы на первых порах ему требовалась пехота, ибо кочевники для этого мало пригодны. Темник не сомневался, что на его просьбу генуэзцы с удовольствием откликнутся, ибо, торгуя на контролируемых им землях, заинтересованы в подчинении ему русского улуса.
Наконец Симеон и Еремей добрались до Кафы. Главная торговая колония Лигурийской республики в Тавриде была большим оживленным городом, населенным армянами, греками и татарами, которые трудились в мастерских, на стройках, в порту и на многочисленных мельницах, махавших своими крыльями на холмах вокруг города. Хозяева Кафы генуэзцы составляли лишь небольшую часть населения города, ибо приезжали сюда лишь на определенный, строго ограниченный срок.
Соглядатаи московского князя остановились в портовой гостинице, где пахло рыбой, смолой и морскими водорослями. Здесь царила атмосфера дальних странствий, постояльцы много рассказывали о своих и чужих приключениях, кораблекрушениях, морских чудищах и кровожадных пиратах. При этом невозможно было понять, где вымысел, а где правда.
Осторожно, чтобы не возбудить подозрений, Еремище и Симеон принялись расспрашивать, на каком корабле отплыло московское посольство и не взяли ли с собой кого-либо из посторонних. Задаром, само собой, никто языком не пошевелил, отсыпали малость серебра, и портовые чиновники припомнили, что русские отплыли на «Апостоле Луке» и к ним в попутчики напросились богомолец с Волыни и купец-гречанин…
Больше в Кафе делать было нечего, и, подыскав себе попутный корабль, Еремей с Симеоном благополучно пересекли море, а от Синопа, повернув на запад, пошли вдоль гористых пафлагонских и вифинских берегов, которыми вот уже полстолетия владели турки и пасли там стада овец.
Кот Веня с опаской подходил к борту и с испугом озирал бескрайнее море, которое то поднимало, то опускало палубу, – надо же, сколько водищи, конца и краю нет…
Великое княжество Литовское и Русское – так в официальных грамотах именовалось государство, простиравшееся от Черного моря до Балтики и от Западного Буга до верхней Оки, – с каждым десятилетием все более и более прирастало землями Руси. В него входили кроме Литвы Черная и Белая Русь, Полоцкая, Витебская, Черниговско-Северская, Киево-Подольская земли и Волынь с частью Галиции. Такому расширению великого княжества способствовало стремление русских князей, бояр и простого люда к избавлению от татарского гнета, ему предпочитали более легкое и менее жесткое литовское господство.