Смерть на перекрестке
Шрифт:
— А вон — следы там. Прошел кто-то. Видишь?
— Ах, это? Ясное дело, вижу!
— А я никак понять не могу, кто ж это прошел?
Мальчишки, собравшись в кучку, с неподдельным интересом уставились на один из следов. И верно, странный какой-то! Длинный, узкий. Спереди — три когтя, а сзади, близ пятки, еще один, точь-в-точь — шпора у бойцовского петуха. Все будущие воины в сельских усадьбах выросли на природе, преотлично и в приметах погодных разбирались, и в следах птичьих да звериных. Едва не с пеленок выезжали на охоту с отцами, родичами и прочими достойными мужами своих кланов… Но ничего подобного тому, что красовалось
— Слышь, а может, все же птица?
— Ты когда-нибудь про таких птиц огроменных слышал?
И верно — в длину таинственные следы, пожалуй, превосходили лезвие средней катаны!
— Слушайте, парни, а может, ящерица это?
— Да уж. Удумал так удумал! Почище пташки будет. Что за ящерица такая? Судя по следам, размером с дракона!
Страшное слово «дракон» зависло в холодном воздухе. Воцарилось каменное, исполненное ужаса молчание…
Кадзэ нервно осмотрелся:
— Глядите, парни… Следы — они во-он с той стороны идут. Потом по дороге тянутся, притом довольно долго. И после вот к той роще уходят, впереди. Точно, ага! Может, сходим, проверим?
— Ты что, последнего ума лишился?! — взвыл Ешие.
— Чего ты? Я сроду не видал ничего подобного. Охота ж поглядеть, чьи это следы!
— Совсем одурел! Не пойду я неведомо куда за этой тварью!
— И я не пойду, жизни лишаться неохота!
— Куда мы вообще путь держим, друзья мои? — совсем по-взрослому принялся урезонивать товарищей Окубо. — К хижине сэнсея! Откуда мы знаем, далеко ли еще до нее? А хотелось бы, право, добраться до темноты.
— А ты думаешь, и до темноты не доберемся? — ужаснулся Ешие.
— Полагаю, возможно и такое. Откуда ж нам знать, как до нее еще далеко?
— Все. — Ешие решительно развернулся. — Хватит с меня. Я в город возвращаюсь. Батюшка с матушкой, хвала богам, в средствах не стеснены, станет их и в городскую школу кэндо меня отправить! Не собираюсь я подыхать в этих страшных горах, чтоб отыскать какого-то безумного отшельника, что, по нелепым слухам, владеет потаенными секретами искусства меча!
Как ни странно, возмущенное заявление Ешие особых возражений не встретило. Окубо — и тот почему-то не стал покрывать позором «толстого маменькиного сынка», при первых же трудностях нацелившегося воротиться в город. Ешие, здорово приободренный отсутствием ожидаемого вала всеобщего презрения, принялся гнуть свое:
— Я возвращаюсь. Кто-нибудь со мной идет?
Несколько мальчиков переглянулись. Помолчали. Помялись. Наконец раздался неуверенный первый голос:
— А чего? По мне, так Ешие дело говорит!
— И правильно! Я так же считаю!
— И я согласен!
— Вот и славно, — выдохнул Ешие, все еще не совсем вошедший в новообретенную роль выразителя общего мнения. — Правда, пошли назад, что ль? Была радость — шляться в темноте по холоду! Одни боги знают, что за твари в здешних горах прячутся, только ночи, между прочим, и ждут!
Засим толстяк, не озаботясь формальными словами прощания, резко развернулся и споро почесал вниз по горной тропинке — надобно заметить, со скоростью куда большей, нежели та, с которой он недавно карабкался вверх.
Мальчишки, порешившие вернуться вместе с ним в город, обменялись насмешливыми взглядами, но через несколько мгновений припустили следом.
— Трусы несчастные! — заорал вослед беглецам Окубо. — Удрали, увидев жалкие следы на снегу! Вы — позор своих предков!
Он покосился на Кадзэ и ехидно полюбопытствовал:
— А почему бы тебе, сопляк, не поторопиться? Еще успеешь составить им компанию!
— С чего вдруг? — очень ласково ответствовал Кадзэ. — Именно я следы эти на снегу и увидел. И не припомню, чтоб я сказал хоть слово о возвращении домой.
— Славно. Значит, хоть ты не намерен бежать вместе с этими никчемными трусами?
Кадзэ молча пожал плечами. Взглянул Окубо в глаза — спокойно и холодно.
— Чего молчишь, недоросток?
— А что говорить-то? Жду, пока ты заткнешься и мы наконец дальше пойдем.
— Может, полагаешь, и я струшу?! — зашипел Окубо.
Кадзэ склонил голову к плечу. Обдал его откровенно ироничным взором. Снова пожал плечами, а после неторопливо пошел вперед, не удостоив недруга даже словом. Окубо покосился на остальных ребят (с Ешие не ушли всего-то трое) и торопливо последовал за Кадзэ. Шли они в тяжелом, взрослом молчании. И следа не было недавних мальчишеских шуточек и смешков. Черные ветви, только что казавшиеся просто по-зимнему оголенными, ныне словно предвещали беду. От кустов и деревьев тянулись по белому снегу мрачные тени. Юные путешественники все теснее сбивались в стайку, все более испуганно перешептывались. Где-то в темнеющем небе хрипло каркнул ворон. Мальчишки — все до единого — подскочили от неожиданности. Потом в унисон захихикали, с истерическим восторгом тыча пальцами в летящую птицу.
Примерно за полчаса до того, как на горы обрушилась полная тьма, они доплелись все ж таки до конца дороги. Там, и верно, стоял исхлестанный непогодой маленький домик. Лохматая крыша из почерневшей соломы. Грубые бревенчатые стены. Спереди красовалась большая, кое-как сбитая из неровных досок дверь. Окон, похоже, в домике не было вовсе. Кошмар и ужас. Под столь непритязательной кровлей, возможно, и стал бы обитать юный лесоруб или бедный углежог, — но и помыслить было невозможно, чтоб сия жалкая хижина стала приютом для великого мастера благородного искусства меча!
— Это… оно? — тихонько, ровно в никуда, спросил Окубо.
— Кто ж его знает? Вроде мы до конца дороги дошли.
— Нам чего — прямо тут кланяться? — полюбопытствовал один из мальчиков.
Окубо не ответил. Просто пал у дверей домика на колени и склонился в нижайшем земном поклоне. За ним последовали остальные. Кадзэ, поудобнее устраиваясь на коленях, тоскливо смотрел Окубо в спину. А на что там особо смотреть? Разве — на фамильный герб, белеющий у него на затылке, почти под самым воротником черного верхнего кимоно [9] ? На паука похоже. В центре — бриллиант, а вокруг — склоненные стебли бамбуковые. Прочие мальчишки тоже скучали, коленопреклоненные. С тоски Кадзэ подумал — может, медитацией заняться? Она вроде и душу, и разум очищает. Конечно, медитируй хоть как, теплее на холоде зимнем не станет, зато, уйдя в себя, можно этот холод уже не ощущать!
9
В средневековой Японии жители — как высокородные, так и низкорожденные — спасались от холодов, надевая несколько кимоно одно на другое. Верхние зимние кимоно обычно простегивались ватой.