Смерть на перекрестке
Шрифт:
Следом за ней брел совсем уж древний старик. Насколько колоритно смотрелась пожилая дама, плотная, словно бочонок доброго саке, настолько эфемерным выглядел ее спутник — не человек, а газовый экран, который у жаровни ставят! Лицо его было чудовищно тощим, иссохшая кожа туго обтягивала кости черепа, суставы плеч, локтей и колен, казалось, вот-вот прорвут ткань унылого кимоно. Кадзэ даже поежился — кошмар какой-то, не человек — скелет ходячий, пришелец с того света.
Завершал занятное шествие последний участник — юноша лет пятнадцати-шестнадцати с милым открытым лицом. На спине юноша тащил
Войдя, странноватая троица тотчас же обосновалась в дальнем углу общей залы. Повинуясь законам вежливости, Кадзэ сел по-другому, дабы не оскорбить незнакомцев прямым взглядом. При иных обстоятельствах это нормальное проявление благовоспитанности автоматически воздвигло бы меж ним и его соседями по комнате невидимую стену. Каждый спокойно продолжал бы заниматься своими делами, не замечая другого, словно и не сидят они в одном помещении. Но энергичная престарелая дама, похоже, не такова была, чтоб замечать какие-то там невидимые стены, воздвигнутые вокруг нее традиционными законами японской любезности. Еще чего не хватало!
Она решительным шепотом приказала старику и юноше сидеть в уголке и помалкивать, сама же преспокойно прошествовала через всю залу и, подойдя к Кадзэ, хлопнула его по плечу. Запросто прикоснуться к незнакомцу?! Грубость невообразимая, Кадзэ даже не понял, как реагировать на подобное хамство. Может, плюнуть на все и обращаться со старой грубиянкой с почтительностью, какую и должен выказывать мужчина пожилой женщине достойного происхождения? А может, наоборот, — взять да и повернуться к ней спиной, словно и не заметил столь невоспитанной попытки завязать знакомство? Но — нет. Все-таки Кадзэ с детства учили — к детям следует проявлять снисходительность, а к старикам — почтение. Хлопать незнакомых людей по плечу, конечно, неприемлемо, но обращаться со стариками необходимо со всем возможным уважением.
— Слушаю вас, госпожа бабушка, — сказал Кадзэ, употребив нейтрально-вежливое обращение к женщине зрелых лет.
— Вы здесь единственный постоялец, господин воин? — без обиняков спросила старуха.
Кадзэ позволил себе пожать плечами:
— Понятия не имею, госпожа.
— А купца вы, случайно, здесь не видели? — расспрашивала старуха настойчиво.
— Нет, госпожа. Здесь, на постоялом дворе, не видел.
— Увидите купца — соблаговолите сообщить об этом мне, — приказала старуха.
— Вообще купца? Любого?
— Нет, конечно же, не любого. Тот купец, которого разыскиваем мы, предпочитает обычно путешествовать по дороге Токайдо. Но никогда не знаешь наверняка, под каким камнем искать ядовитую гадину! Мы ныне именно к дороге Токайдо путь и держим — может, там удастся все-таки найти мерзавца. Нам официально дозволено свершить долг кровной мести. Подали письменное прошение в канцелярию нового правительства Токугава и получили разрешение. Теперь вот странствуем в поисках некоего купца, дабы заставить его собственной кровью смыть нанесенную нам обиду. Возмездие неотвратимо!
— Да, госпожа бабушка, я вижу: за поясом у вас — два весьма основательных орудия справедливого отмщения. Не завидую тому, на кого они обрушатся.
— Вы полагаете, я собираюсь исполнить свой долг в одиночку?! — Глаза старухи гордо сверкнули. — Нет, со мной путешествуют верный слуга, — кивком она указала в сторону тощего старика в углу, — и один из многих моих внуков.
Снова кивок, на сей раз — в сторону паренька с корзиной.
— Ну, тогда уж злокозненному купцу тем более есть чего страшиться. Ни кара небес, ни людское возмездие его не минуют.
Престарелая дама сурово кивнула. Похоже, иронии, прозвучавшей в словах Кадзэ о высоких боевых качествах троицы мстителей, она не уловила. Но вообще официально дозволенная кровная месть поводом для смеха не была. Совсем не была. В данном случае означало это вот что: забавные трое путников действительно получили от властей бумагу, подтверждающую ее право преследовать и убить кого-то, кто оскорбил честь их семьи. Впрочем, подробностей Кадзэ разузнать не успел: в залу вбежала служанка, за ней же плелся и сам хозяин постоялого двора. Внимание старухи, разумеется, немедленно переключилось на злосчастного трактирщика.
Хозяин еле рот успел открыть и пролепетать какое-то подобие почтительного приветствия — и на него обрушилась буря. Гневно рыча, престарелая дама принялась обвинять беднягу во всех мыслимых и немыслимых грехах. Заведение его — грязная дыра, прислуга — наглая и ленивая, и вообще непонятно, как у него еще наглости хватает требовать хоть сэн [30] с каждого из порядочных путешественников — благородной дамы и ее спутников, привыкших, кстати сказать, к помещениям и обслуживанию совершенно другого уровня!
30
Сэн — весьма мелкая монета, старуха просто виртуозно торгуется.
Обалдевший от такого напора хозяин только и мог, что непрестанно бить поклоны да время от времени пытаться вставить хоть словечко в столь бесконечный поток суровых обвинений, да какое там! В полном отчаянии он послал Кадзэ молящий взор, надеясь, видимо, что самурай окажет некую помощь и призовет наглую старуху к порядку. Кадзэ, умирая в душе от хохота (уж больно занятная сценка перед глазами его разыгрывалась, хоть сейчас в пьеску вставляй), покачал сокрушенно головой, но в перепалку предпочел не ввязываться — упаси боги мужчину спорить с женщиной, а уж с такой — подавно.
В итоге доведенный до отчаяния хозяин завопил, что за счастье почтет принять у себя благородную даму и ее спутников всего лишь за два сэна — а обычно ночлег на троих у него стоит и вовсе пять! Старуха на то раздраженно фыркнула: делать нечего, придется уж ей нелюбезно воспользоваться плодами столь невообразимой щедрости и преклонить голову под, несомненно, дырявым кровом гостиницы. Но два сэна — все равно цена несусветная, внук и слуга ее преотлично и под открытым небом переночуют. И говоря по чести, хозяин сам бы постояльцам должен приплачивать, чтоб они только согласились почтить своим присутствием сей гнусный клоповник!