Смерть на перекрестке
Шрифт:
— Очень просто, милая. Предводитель Куэмон убит. Люди его либо тоже мертвы, либо разбежались кто куда. Ныне тут у вас тишь да мир настанут — по крайней мере на несколько лет. И дело ваше, я уверен, в гору пойдет.
— Что вы говорите?! Господин Куэмон… убит?! Да верно ли?
— Вернее не бывает.
Девчонка вскочила на ноги. Сказала торопливо:
— Простите, что покидаю вас, благородный господин, только я к хозяину побегу. Надо ж и ему все рассказать. То-то он обрадуется!
Кадзэ кивнул и с большим облегчением принялся доедать отличную
— Верно ли вы сказали?! — закричал старик едва не с порога. — Господин Куэмон мертв?!
— Мертв, — коротко подтвердил Кадзэ.
Хозяин расплылся в широчайшей улыбке:
— Что за чудесные новости! Нет, благородный господин самурай, вы даже возражать не извольте, — нынче вся еда за счет заведения. Радость, радость-то какая! Ну, заживем мы теперь тут, эх, заживем! Князь Манасэ собрал наконец-то людей и разобрался с шайкой проклятого Куэмона!
— Точно, — согласился Кадзэ. — Разобрался.
— Князь, видать, воинов со стороны нанимал — с вольными молодцами справиться. Судья наш — осел тупорылый, где уж ему с лихими парнями навроде Куэмона и ребят его дело иметь.
— Полагаю, так и было, — пожал Кадзэ плечами.
— Ну, какая теперь разница! Простите великодушно, благородный господин, только я уж поспешу. Надо ж и с односельчанами вестью радостной поделиться!
С этими словами хозяин постоялого двора споро выскочил из залы, оставив самурая на милость служаночки.
— Что ж, если сегодня меня кормят за счет заведения, то я бы с удовольствием съел еще порцию этой чудесной окайю, — проговорил Кадзэ.
Улыбка девицы сделалась еще более сияющей — верно, сама готовила. Она почти выхватила миску из рук Кадзэ и помчалась на кухню за добавкой. Вернулась весьма скоро, еду перед гостем поставила и вновь уселась на прежнем месте — обдавать самурая нежными взглядами, сносить которые Кадзэ становилось уже невмоготу. Молчание затягивалось. Наконец Кадзэ поинтересовался:
— Ну как, видели у вас в деревне того демона еще?
— Нет, благородный господин! После той ночи жуткой не видали. Оттого-то я по вам все глаза и выплакала — когда, значит, в Судзаку направились.
— Судзака-то здесь при чем?
— А как же, господин! Да ведь демон тот и прискакал по той дороге, что от Судзаки к нам сюда ведет!
Ранее Кадзэ еще никогда не задавался вопросом, на какой именно дороге крестьяне видели демона.
— Любопытно. И что же — демон скакал в направлении Судзаки или, напротив, от нее?
— От нее. А вы почему спрашиваете?
— Любопытство меня когда-нибудь погубит. Но ты уж его удовлетвори, милая. Значит, ты говоришь, через седло демона был переброшен человек?
— Был, господин. Не вру я, правда. Все мы его видали.
— Ах так. Скажи-ка: человек тот — он живой был или мертвый?
Несколько мгновений девица хмурилась, припоминая. А потом честно ответила:
— Не знаю, благородный господин.
— Он что — дергался? Кричал? Спрыгнуть пытался?
— Ой, что вы, господин! Конечно, нет!
— Надо же. Завидное хладнокровие для того, кого тащит в преисподнюю чудовищный демон…
Девчонка вскинула голову и уставилась на Кадзэ, явно не понимая его иронии. Объяснять сельской девчонке в услужении тонкие оттенки понятия «сарказм» самурай не намеревался. Поэтому просто продолжал расспрашивать:
— А заметил ли кто-нибудь из вас, куда демон направлялся?
— А как же, заметили! К той дороге, что от нас в провинцию Рикудзен ведет.
— Ага. Но ведь эта дорога, кажется, пересекается с той, что ведет назад, к перекрестку в провинции Удзен, — задумчиво протянул Кадзэ.
Служанка пожала тощими плечиками. Полюбопытствовала довольно ехидно:
— Да какой дурак, едучи от Судзаки, станет такой крюк огромный делать, чтоб только назад к перекрестку попасть? Зачем?
— Вот я и думаю — зачем? — сказал Кадзэ негромко.
— Эй, есть здесь кто живой? — воззвал внезапно кто-то от дверей постоялого двора. Голос был женский, но странный — резкий и громкий, подобно мужскому.
От неожиданности служанка прямо-таки подскочила на месте — верно, новые постояльцы и впрямь заглядывали сюда нечасто. Она быстро подхватилась, поднялась и поспешила к дверям — гостей встречать. Говорила девушка тихо, слов ее Кадзэ разобрать не мог, зато преотлично слышал громоподобный голос пришелицы, так что суть разговора в целом улавливал.
— Явилась наконец! Что ж, и ночь еще не настала!
Тишина. Очевидно, бедная служаночка рассыпается в униженных извинениях.
— И нечего тут сидеть, поклоны отбивать, не в храме молишься! — гремела незнакомка. — Помоги мне разуться, дуреха ты этакая! И проводи туда, где можно испить чаю!
Снова несколько мгновений тишины.
— Сколько стоит приличная комната на одну ночь?
Тишина.
— Сколько-сколько?! Неслыханная наглость!
И опять тишина.
— Да ты здесь при чем?! Позови-ка мне хозяина этой жалкой дыры. Очень хочу обсудить с ним цены. Да не сейчас! Что же за дурища, право? Сначала проводи нас внутрь и налей бурды, какая у вас тут сходит за чай.
Несколько секунд спустя служанка вернулась в общую залу — раскрасневшаяся, растерянная, явно не представляющая, как вести себя с громогласными, грубыми, напористыми новыми постояльцами. Немало позабавленный услышанным раньше Кадзэ не без удивления обнаружил, что в действительности пришельцев трое. Впереди шла рослая престарелая особа, на вид явно уж взрослых внуков имеющая. Ее густые волосы, щедро припорошенные сединой, были без затей уложены в узел на затылке. Лоб старухи обвивала белая повязка с выведенным на ней иероглифом — «месть». Одета она была, словно мужчина благородной крови, — темное кимоно заправлено в штаны хакама, сверху наброшена накидка хаори. За широким поясом красовались два настоящих меча, и вошла она в комнату широким, уверенным шагом, гордо вскинув голову, — точь-в-точь закаленный в боях самурай!