Смерть на выбор
Шрифт:
— Я лежал в постели. Несчастный случай.
— Да, я заметил. Но вашему брату, похоже, не повезло еще больше. Вы разрешили ему взять яхту?
— Ему не нужно было разрешение. Он ее совладелец.
— Ну, теперь-то там владеть уже нечем, — с важным видом сказал Шрайбер. — За то, что от нее осталось, ломаного гроша не дадут. Вы уверены, что судно взял ваш брат?
— Как я могу быть уверен? Я лежал дома в постели.
— Джо был в порту сегодня утром, — вмешался я в разговор. — Его привезла сюда жена — часов около пяти.
— И он сказал, что выходит в море на яхте? — спросил лейтенант.
— Насколько
— Где сейчас его жена?
— В Санта-Монике, у своей матери, миссис Сэмюэль Лоуренс.
Шрайбер взял имя на заметку.
— Думаю, ей надо обо всем сообщить. Похоже, ее муж пропал без вести в море.
Лейтенант встал и надел фуражку.
— Пойду позвоню шерифу. Если этот человек был на яхте, его надо искать. — Он посмотрел в окно. Над горизонтом лежали красные полосы заката. — Сегодня уже поздно что-то предпринимать. До отлива нам к яхте не подобраться.
— Однако попробовать все-таки стоит, — сказал Шрайбер. — Чем черт не шутит, может, он все еще там. — Он повернулся к Марио. — У вашего брата не случалось сердечных приступов или чего-нибудь такого?
— Джо там нет, — коротко сказал Марио.
— Откуда вы знаете?
— Чувствую.
Шрайбер встал, пожав массивными плечами.
— Вам лучше вернуться домой и лечь в постель. Не знаю, что вы там чувствуете, но выглядите вы неважно.
Мы с Марио сели в мою машину и направились в Пасифик-Пойнт. Безмятежно раскинувшийся на склонах холмов город освещали последние лучи уходящего за горизонт солнца. Кое-где уже зажглись первые огоньки. Ослепительно белые днем, дома, окутанные красноватой закатной дымкой, окрасились в розовый цвет. Кругом царила тишина, и лишь откуда-то сзади доносились тяжелые ритмичные вздохи моря.
Я был рад хоть на время удалиться от моря, не слышать его немолчного рокота. Но радость моя оказалась недолгой. Марио, который не желал ехать домой, затащил меня в бар — опять-таки на набережной. За парапетом глухо, точно усталое сердце, билась волна. Однако массивная дверь бара, закрывшаяся у нас за спиной, оставила шум снаружи.
Пожилой тучный официант встретил Марио у входа и пожал ему руку, по-женски запричитав при виде его лица. Он посадил нас за столик в глубине зала и зажег красную свечу, вставленную в горлышко винной бутылки. Бутылка была густо покрыта потеками стеарина от других таких же свечей. Застывшие красные ручейки походили на запекшуюся кровь. Я вспомнил Даллинга в луже крови на полу. Сейчас он уже, наверное, лежит на полке в морге или на анатомическом столе, с крестообразным разрезом на груди. Я видел его только вчера, но мне казалось, что это было давным-давно и где-то далеко отсюда.
Официант кончил обмахивать стол краешком грязной салфетки.
— Что вам принести, джентльмены? Ужин или только напитки?
Я заказал бифштекс и бутылку пива. Марио — двойное виски без содовой.
— Съешьте что-нибудь, — посоветовал я. — Иначе сразу опьянеете.
— У нас сегодня хорошее минестроне, Марио, — поддержал меня официант.
— Мне надо приберечь аппетит на потом, — объяснил тот. — Мама ждет меня к ужину.
— Может быть, вы ей позвоните? — предложил официант.
— Нет, не хочу с ней сейчас говорить.
Официант ушел, переваливаясь на плоских ступнях.
— Что я ей скажу? — спросил Марио, ни к кому не обращаясь. — Яхта погибла, а ведь она предупреждала меня — не покупай, не покупай. А я, дурак, не послушал, дал Джо себя уговорить. Все деньги на нее ухнул, а теперь что? С чем я остался? С дыркой в кармане. А ведь мог купить долю в этом вот заведении, знаете? Я же здесь всю осень барменом проработал, с клиентами ладил отлично. Со стариком Джорджем — тоже. Он скоро на покой уйдет, и я мог бы сесть на его место, а не в лужу, как сейчас.
В голосе его послышались плаксивые интонации, точно заказанное им виски разобрало его еще до того, как он его выпил. Джордж принес наши напитки, и Марио замолчал. Я оглядел заведение, часть которого могла бы принадлежать Марио. С украшениями здесь явно перебрали. Гирлянды цветных ламп над стойкой бара, оленьи головы на стенах, чучело меч-рыбы, фотографии знаменитых бейсбольных команд, аляповатые горные пейзажи, немецкие пивные кружки с затейливыми финтифлюшками — у меня зарябило в глазах. На подставке, укрепленной над дверью в кухню, орел со сверкающими стеклянными глазами терзал чучело снежного барса. Чтобы довершить все это великолепие, не хватало только чучела его автора.
— С яхтой — дело паршивое, но это еще полбеды, — мрачно продолжал Марио. — Что я скажу ей насчет Джо? Он у нее всегда в любимчиках ходил. Она просто с ума сойдет, если решит, что он утонул. В детстве она нас до трясучки доводила своими страхами, когда отец долго домой не приходил. Для нас чуть не облегчением было, когда старик умер у себя в постели.
— Вы сказали, у вас такое чувство, что Джо на яхте нет. Почему вы так думаете?
Он залпом выпил свое двойное виски и постучал стаканом по столу, требуя повторить.
— Джо хитер как лиса. Черта с два такого поймаешь. Он еще в школе из магазинов таскал — и хоть бы раз попался. А на вид — святая невинность, примерненький младший братик. Я тоже однажды попробовал какую-то ерунду стащить из лавки и сразу угодил в колонию, а мать сказала, что я опозорил семью. Я, а не Джо!
Официант принес ему виски и сказал, что мой бифштекс вот-вот будет готов.
— И потом, — продолжал Марио, — этот паршивец плавает как рыба. Он когда-то спасателем работал на пляже. Вообще, кем он только не был! Но все больше темными делами занимался. Я очень даже догадываюсь, где он сейчас. Не на яхте, нет, и не на дне морском. Улизнул, как всегда, а я теперь расхлебывай.
— Куда он мог улизнуть в море?
— Он просто бросил «Королеву», если хотите знать мое мнение. Он за нее пять сотен заплатил, а я — полторы тысячи. Что для него пять сотен — тьфу! Он большие деньги делает. Вывел ее в море и бросил, чтобы все подумали, что он утонул. А на самом деле его снял, наверное, тот малый, у которого крейсерская яхта в Энсенаде... — Он вдруг осекся и испуганно посмотрел на меня.
— Торрес, — подсказал я как можно небрежнее.
Его синяки и ссадины служили ему маской, за которой можно было скрыть все что угодно. Он нарочито медленно допил второй стакан виски и запил его водой из другого. Губы его при этом слегка подрагивали.