Смерть не выбирают (сборник)
Шрифт:
– Каскеточка знакомая. Такую Омелян видел на водителе, везшем Кубракову, – заметил Скорик.
– Это масспошив, Виктор Борисович, не увлекайтесь, – напомнил Щерба.
– Он от импортного туба, – произнес Войцеховский, вертя в пальцах колпачок. – Ни кремы наши, ни зубные пасты такую широкую горловинку не имеют. У нас другой стандарт. А тут диаметр почти три сантиметра. И надпись не "Метах", как прочитал по-русски Джума, а по-латыни – "Метакс". Надо бы товароведов опросить на базах, облуправления торговли, потребкооперации, военторга, проимпортторга. В общем
– А может, колпачок от какого-нибудь лекарства? – спросил Скорик. Бывают баллончики-ингаляторы для астматиков, бывают и кортикостероидные аэрозоли. Моя мать пользовалась, когда у нее была аллергическая сыпь и ничего уже не помогало, никакие таблетки.
– Проверю, – сказал Джума.
– Виктор Борисович, труп Кубраковой дактилоскопировали? – вдруг спросил Щерба.
– Да. В Богдановске сразу же. А почему вы спросили?
– Адам Генрихович, – Щерба протянул Войцеховскому папочку с бумагами Назаркевича, – не смогли бы глянуть, чьи здесь пальцы есть? Кроме, разумеется, Назаркевича и Джумы.
– Моих не будет, я брал аккуратно, – сказал Агрба.
Войцеховский смотрел на Щербу, пытаясь уловить неожиданный поворот мысли того.
– Очки Кубраковой! – сообразил Скорик.
– Вот-вот, – задергал головой Щерба. – Мы ведь какую конструкцию соорудили? Некто привез Кубракову к обрыву, дал ей что-то прочитать, она достала очки. Успела прочитать или нет – не знаем. Но очки выронила и оказалась в воде. Если допустить, что это был Назаркевич, то он мог ей дать именно это чтиво, – указал он на папочку, – которое, уезжая с того места, сунул в "бардачок". Бумага сама по себе чисто деловая, но… Хотелось бы знать, держала ее в руках Кубракова или нет.
– А зачем ему было обычную деловую бумагу подсовывать ей читать именно на обрыве? Ведь никакой срочности в ее содержании нет, – удивился Скорик.
– Вы что, Виктор Борисович, мстите мне за мои подобные вопросы вам? засмеялся Щерба. – Тут вы правы, а ведь действительно – зачем? И еще, Щерба поверх очков посмотрел на каждого из троих и произнес, словно его осенило: – При характере взаимоотношений Кубраковой и Назаркевича с чего бы их вдруг потянуло на этот обрыв? Ведь возвращались по трассе домой. Странное обоюдное желание. Это вопросец вам, Виктор Борисович, в отместку: вы ведь уже в глубине души накручиваете все вокруг Назаркевича.
– Ничего я не накручиваю, – насупившись, ответил Скорик.
– Хорошо. Подождем, что скажет Адам Генрихович, – сказал Щерба.
– Подождите, – Войцеховский, все время вертевший в пальцах колпачок с гофрированной поверхностью, сунул его в карман, взял папочку Назаркевича и вышел.
Вслед за ним последовали Скорик и Агрба.
– Значит я поехал по базам, – сказал Агрба. – Только заскочу домой переоденусь.
– Наведывайся и в аптекоуправление. К вечеру созвонимся, – сказал Скорик.
20
Скорик сидел у себя в кабинете, смотрел в окно, раздумчиво щелкал
– Что, милый? – У тебя что-то пожевать есть? Не хочется идти в столовую.
– Найду, прибегай. Мы как раз собираемся пить кофе.
Он знал, что Катя всегда брала с собой термос с кофе, бутерброды. Они там, несколько сотрудниц, в перерыв ели вскладчину – вываливали, кто что принес…
Научно-исследовательская лаборатория судебных экспертиз находилась в десяти минутах ходьбы от прокуратуры. Скорик поднялся на второй этаж и сразу направился к маленькой комнате, где были стол, газовая плита, мойки и небольшой буфет с минимумом посуды.
Катя и еще три сотрудницы жевали бутерброды. Ему уже было приготовлено место, поставлена тарелка. Все сидели спокойно, и лишь одна неприятно суетилась вокруг него – то и дело вскакивала, подносила помидоры, огурцы, пиалушку с молодым картофелем, посыпанным укропом, выбирала самую нежирную колбасу и накладывала в его тарелку. Это раздражало, но он улыбался: "Спасибо, спасибо, достаточно". Он сразу по голосу узнал, что это та, которая сняла трубку, когда он позвонил. Она была молода и некрасива, худа, плоскогруда, какое-то "существо без тела", – как определил Скорик, – у нее был неправильный прикус, нижняя челюсть выступала вперед. Он ловил на себе ее восторженный и какой-то ожидающий взгляд. "Девственница или сексуально-голодная, – жестко подумал он. Неужели найдется кто-нибудь, кто разденет ее и ляжет с нею? Неужто она не побоится, чтоб мужик разглядывал ее голую?" – он посмотрел на Катю, прикрыл глаза, вспомнил ее всю и сладкий ком скользнул в горле. Длилось это секунды.
Поев, женщины ушли, оставив их вдвоем. Катя мыла посуду над раковиной с облупленной эмалью. Он подошел сзади, обнял, прижал ее.
– Ну что, Витюша? – она повернула голову.
– Да так, – подмигнул, отпуская ее. – Спасибо, хорошо накормили.
– Поздно придешь?
– Черт его знает…
Скорик спустился в холл, когда с улицы вошел Войцеховский.
– Какими судьбами? – спросил он.
– Зашел попить кофейку.
– Ясно.
– А ты чего сюда?
– Хочу полистать у них один каталог, – как-то загадочно сказал он.
– Что с бумагами Назаркевича? Есть какие-нибудь пальцы?
– Сделаем, сделаем. Ты что думаешь, у меня одно убийство Кубраковой?
– Значит, убийство?
– Не прикидывайся, Витя. Я высказал то, о чем думаем все мы, Войцеховский направился к ступеням…
Коллега Скорика сидел за своим столом, стучал на пишущей машинке.
– Тебе звонили, Витя, – протянул он бумажку. – Просили связаться.
"Кубраков" – прочитал Скорик и тут же потянулся к телефону. Трубку сняли сразу.