Смерть не выбирают (сборник)
Шрифт:
– Вам кого? – настороженно спросил хозяин, торопливо заглатывая пищу.
– Хотел бы повидать Антона Сергеевича Иегупова.
– Я Иегупов. Вы по какому вопросу? – он так и не двинулся из дверного проема.
– Извините, я не вовремя, вы обедаете…
– Обедаю.
– Я задержу вас ненадолго. Может впустите? – слабея от унижения и неловкости, сказал Левин. – Я из сыскного агентства "След", – он суетливо извлек удостоверение и протянул его Иегупову.
– Входите, – не очень охотно посторонился Иегупов. – Только учтите, я пришел на перерыв пообедать. А он у меня короткий, – он
Левин быстро огляделся. Однокомнатное убогое жилье. Занавеска отгораживала раковину и двухконфорную плиту. Стол, два стула, табурет, широкая старая деревянная кровать, прикрытая до пола рыжим одеялом из верблюжей шерсти, с потолка под погнутым зеленым выгоревшим колпаком свисала лампочка, у кровати стояла тумбочка с ночником, а чуть загораживая единственное окно, боком был приткнут фанерный платяной шкаф.
Нищенских квартир Левин навидался, и сейчас удивила не бедность, а сам хозяин: неопрятный и вроде беспричинно злобно настороженный, и необычные для такого возраста сильный, не оплывший жиром торс, крепкие мускулистые руки.
– Я по поводу Георга Тюнена, Антон Сергеевич, – сказал Левин.
– Кого? – как бы не понял Иегупов.
– Георга Тюнена.
– А-а… А что?
– Он гостил у вас в апреле?
– С чего бы?! Так, иногда раз в год по открыточке писали друг другу.
– Он собирался к вам. Даже письмо написал до востребования. Но вы его не получили.
– Мало ли что собирался… А письма я не получил. Кто ж знал, что он напишет до востребования.
– Мы разыскиваем его, – сказал Левин. – В Старорецк он прилетел. А вот куда подевался дальше…
– Может, еще у каких знакомых. Он ведь из этих мест.
– У каких знакомых?
– Это уж ему известно… А что стряслось-то?
– Исчез он, не вернулся в Энбекталды.
– Ничего такого не знаю… Тут я не свидетель… – в глазах Иегупова колыхнулось смятение.
Левина удивила поспешность ответа – все-таки, судя по содержанию письма, приятели.
Опустив руку в карман пиджака, где лежало невостребованное письмо Тюнена, Левин извлек из конверта фотографию троих мужчин, и почти теми словами, с какими Тюнен обращался в письме к Иегупову, спросил протягивая снимок:
– Антон Сергеевич, нет ли среди этих людей вашего отца? Или какого-нибудь другого родственника?
Глянув мельком, Иегупов ответил:
– Нет тут отца. И родственников нет, – он прошел к шкафу, открыл, долго рылся, вернулся с пожелтевшим газетным пакетом и развернув, стал копаться в бумажках. – Вот мой отец, – протянул он Левину старинную фотографию на плотном картоне.
С коричневого поблекшего снимка смотрел молодой человек с аккуратно подстриженными усиками и идеально ровным пробором в гладко зачесанных волосах. Внизу на паспарту золотом оттиснуто: "Фотографiя С.Иегупова. Старорецкъ. Рядом с городской управой. Большая Успенская, д.Новогрудцевыхъ. Негативы сохраняются. Увеличенiе портретовъ до желаемого размера".
– Ваш отец был владельцем фотосалона? – спросил Левин.
– Да. Он умер в восемнадцатом году от тифа. Мне было четыре месяца. Тетка воспитала. А это его
Какое-то время оба молчали. Иегупов убирал со стола.
– У вас капремонт был? – спросил Левин, обводя взглядом потолок и стены.
– Да.
– Долго?
– Год. В июле переселился сюда.
– А где жили во время ремонта?
– Переселенческий фонд. Конура на улице Боженко, тринадцать. Мне пора, – Иегупов посмотрел на ходики.
– Да-да, – как бы очнулся Левин. – Извините, задержал вас.
Проковыляв к двери, Иегупов встал у порога, как бы приглашая Левина к выходу.
По дороге к бюро Левин пытался прояснить свои впечатления о Иегупове. Нелюбезность и желание поскорее спровадить Левина не очень смущали: мало ли таких грубоватых неприятных людей! Да и не каждый получает удовольствие от внезапного вторжения в свое жилище посторонних, лезущих с расспросами. Непонятно другое: почему Иегупов не проявил интереса к письму, не потребовал вернуть; не спросил Левина, когда и где узнать, как идут поиски Тюнена, а ведь их связывали непростые отношения, о чем свидетельствует доверительность письма Тюнена. Только и сказал: "Я не свидетель". Конечно, есть люди и их немало, которые не желают, чтоб их втягивали в какие-то выяснения, не любят попадать в свидетели. Это существует в каждом обществе и вполне объяснимо. Обычно у подобных людей изломанная неудавшаяся жизнь, что-то в ней однажды и навсегда испугало их, замкнуло. Что ж в итоге? Существенного вроде ничего, кроме ощущения, что Иегупов если и не лгал, то что-то утаивал? Но что?..
Домой Левин вернулся раньше жены. Тоскливо бродил по квартире, заглянув в холодильник, в кастрюли на плите. Хотелось есть, но решил дождаться жену. У детей был отпуск, и они на три недели уехали с внуком в какой-то пансионат на Рубцовские озера. В доме стало тихо, пусто и тоскливо. Он волновался, как там внук: не простудится ли, купаясь, не перегреется ли на солнце, не будет ли есть немытые ягоды, бродя по лесу, не искусали ли его ночью комары? Все эти волнения, конечно, смешны. Мальчик поехал с родителями. Но для Левина они тоже были детьми несерьезными, безответственными, легкомысленными, эгоистичными в ущерб ребенку.
Левин зажег газ под кастрюлями. Вот-вот должна была прийти жена. Он подошел к окну и увидел, как она поднимается по лестнице, ведущей с улицы во двор. В подъезд вошла уже не видимая им сверху, щелкнул, загудел лифт. Левин вышел в коридор, предупредительно открыл дверь.
– Ты обедал? – спросила она.
– Нет, жду тебя.
Они прошли на кухню.
– Дети не звонили? – спросил он.
– Нет. А тебе звонил какой-то Гукасян. Просил связаться.
– Когда? – встрепенулся Левин.
– Перед моим уходом на работу, сразу после того, как ты ушел.
– Готовь, есть хочется, а я позвоню пока, – он заторопился к телефону…
– Гукасян слушает, – отозвался где-то далеко голос, прорвавшийся через коммутатор.
– Здравствуй, Гарник. Это Левин.
– Ты, конечно, поносил меня и в гроб, и в доску, и в мать? Думал, что я забыл о твоей просьбе? Уезжал я, Ефим, в срочную и длительную командировку. Как живешь, что нового?
– Жив. Вот это и есть главная новость.