Смерть от тысячи ран
Шрифт:
Тод вернулся назад, моля Бога, чтобы завелся пикап крестьянина. У него не было ни малейшего желания нынче вечером кататься на мопеде.
Восемьдесят четыре часа спустя
Дождь снова пошел около четырех часов утра.
Шлепанье первых капель о гравий и плиты во дворе вырвали мотоциклиста из сна без сновидений, куда он спрятался от своих дум. С закрытыми глазами он долго прислушивался и дрожал под шум воды, вспоминая иные ощущения, иные моменты,
Потом ночь уступила место серенькому рассвету.
Стоя в темной кухне, мотоциклист сквозь застекленную дверь внимательно осматривал двор. Небо постепенно светлело, но оставалось обложенным. Радио приглушенно предвещало на всем юге страны пасмурный день без осадков. Эта новость его устраивала: когда идет дождь, бдительность снижается.
Вокруг ни полей, ни лугов, одни обнаженные фруктовые сады и виноградники, темные от сырости и вытянувшиеся, точно живая колючая изгородь. Близкий горизонт, не позволяющий видеть дальше вытянутой руки.
Враждебный горизонт.
Привычный ему.
Мотоциклист решил дождаться, когда рассветет, и сварить себе кофе. Этим утром ему не хотелось обнаруживать ни малейшего движения на ферме. Он уедет сразу, как почувствует, что момент настал. Странно, но он, почти всегда выполнявший свои задания по ночам, на сей раз счел слишком рискованным отправляться в путь в темноте.
Необъяснимая тревога, тревога жертвы.
Он чуть наклонился, провел рукой по раненому бедру, пощупал, и по мере того, как он стискивал ногу, ощущалось сначала какое-то неудобство, потом настоящая боль. Оперся на больную ногу, присел. Ничего, выдержит.
Дом, до этого момента погруженный в тишину, слегка вздрогнул и заскрипел над головой мотоциклиста. Проснулась Зоэ. Он представил, как она выбралась из своей кроватки и крадучись подошла к приоткрытой двери, чтобы, прижав к ней ухо, послушать, что происходит внизу. Эта картинка вызвала у него улыбку. Он бы предпочел остаться.
«Приезжай к Батисту, там что-то произошло. Нам позвонили…»
Это все, что Поль Катала сказал ему на другом конце провода. Адриан Виги только что проснулся и собирался завтракать. Было еще рано, но он любил воскресным утром заняться своей бухгалтерией. Можно не опасаться, что в такое время его кто-нибудь потревожит.
«Нам позвонили…»
Поль Катала был пожарником-добровольцем. Пьер Бордес тоже. Должно быть, он тоже там, у Батиста. Потому что случилось что-то серьезное. Адриан всю дорогу размышлял об этом. Насколько серьезное? Очень серьезное. Слишком. Изменившийся голос «его Пауло» не оставлял никаких сомнений.
Десять минут, чтобы выйти из утреннего ступора, одеться и предупредить жену, двадцать минут на стремительную поездку с нарушением всех правил дорожного движения. Когда Виги прибыл, ферма уже почти не дымилась, во дворе было полно народу. Здесь собрались все службы экстренной помощи, включая жандармов, которые уже разматывали вокруг места трагедии свои желтые ленты.
Его друзья с помертвелыми
— Он мертв. — Поль прикрыл глаза, чтобы скрыть обуревающие его чувства.
— Кто?
— Наш Батист.
— То есть? Что случилось?
Чтобы дать другу возможность собраться с духом, ответил Бордес:
— Никто не знает. Пока. Только — что дом загорелся, а он был внутри. Мы приехали слишком поздно, огонь уже добрался до крыши.
Поль Катала шмыгнул носом.
— Ты говоришь, никто не знает! Нашего приятеля убили, его халупу спалили!
— Кто поджег?
Никакого ответа.
— А жандармы что говорят?
— Что они в этом смыслят, твои жандармы! К тому же они нас недолюбливают.
— Не волнуйся так, Поль. — Виги взял друга за руку.
— Еще бы мне не волноваться! Говорю же тебе, убили его! Вот он, — вырвав свою руку у Адриана, Катала указал на Бордеса, — он видел, на что теперь похож наш Батист. Он ведь не сам с собой такое начудил, а?
— Что начудил? Не понимаю.
— Пойди, покажи ему. Я не могу.
Бордес молча сделал Виги знак следовать за ним. Пробравшись между пожарными машинами, они остановились перед желтым ограждением. Дальше жандармы никого не пропускали. Друзья некоторое время смотрели на то, что осталось от дома, затем Бордес указал куда-то, метрах в десяти от них, посреди пожарища.
Адриану понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что он видит.
Почерневшая голова, обугленная со всех сторон так, что оголились кости черепа, стояла на груде чего-то. В том, что пощадил огонь, он с трудом угадал черты Латапи. Ему немного помогли оставшиеся кое-где прядки белых волос, а еще линия скулы, может, надбровная дуга, наполовину открытый глаз. Тут он осознал, что само по себе возвышение не совсем обычно. Он видел кое-как сваленные в груду разрозненные части человеческого тела. Начиная с головы, отделенной от всего остального.
Виги быстро поднес руку ко рту, пытаясь сдержаться, но не сумел; он отвернулся, его вырвало, и он покорно поплелся за Бордесом подальше от этого места.
Как только они снова встретились, Катала перешел в наступление. Печаль уступила место ярости. Их Батиста убили, ты согласен, Адриан, или как, а? При обычных пожарах люди не сгорают, разделанные на куски, а? Надо что-то делать.
— Что ты хочешь делать? — спросил Виги, как только ему полегчало.
— Да найти того, кто это сделал, черт побери, и заставить его заплатить!
— Ты знаешь, кто это?
— Ага. И ты тоже.
— Я?!
— Да, ты! Забыл, как наш Батист себя вел последние три дня?
— Нет, но что-то не понимаю…
— Что он делал три дня назад? — Катала покрутил пальцем перед носом Виги. — Где он был, наш Батист?
— Ходил к Омару Пети.
— Вот именно, к черномазому!
Вмешался Бордес и велел им прекратить орать. Они уже стали привлекать внимание окружающих. Прежде чем продолжить разговор, друзья отошли в сторонку.