Смерть отца
Шрифт:
– Пошли, Иоанна! – граф кладет руку на плечи девочки. – Поднимемся ко мне, и тебе покажу интересные вещи.
Было заполдень, когда они поднялись в сумрачный «храм искусства». Оттокар зажег настольную лампу, которая осветила на столе небольшой круг, создав как бы островок света в море темноты. В «храме» графа царил полный беспорядок. Картины маслом на стенах, разбросанные вокруг рабочие инструменты, острый запах красок.
– Иди сюда, девочка, покажу тебе интересную вещь, – сказал
– А, это Триглав, – смотрит Иоанна на отсутствие лица у идола, – в доме умершей принцессы он был развешан по всем стенам. Но там он все время улыбался.
– А здесь, у меня, он тебе не нравится, Иоанна?
– Нет, здесь он совсем другой. Он квадратный, и нет у него лица.
– Ты знаешь, Иоанна, – смотрит на нее граф серьезным взглядом, – до сих пор я не смог высечь лица этим головам. Хочу и не могу. Скажи мне, девочка, какими бы ты хотела видеть лики прошлого, настоящего и будущего?
– Я… – заикается Иоанна от страха сказать что-то, что не понравится графу, – я думаю, что прошлое всегда прекрасно. Я всегда забываю все плохое, что было, а настоящее никогда не прекрасно, оно всегда сердит и приносит боль.
– А будущее?
– Знаете, я думаю, что будущее всегда надежда… Хороший сон.
– Тебе много снятся сны, малышка?
– Да. Всегда. Много снов.
– И они иногда сбываются, Иоанна, твои хорошие сны?
– Нет, не сбываются. Это же только сны. И так они далеки…
– Дорогая моя девочка, – граф садится на ящик Нанте Дудля под окном, и тянет Иоанну – сесть рядом, – Вся твоя жизнь впереди, Иоанна, и сны твои еще сбудутся, будущее твое будет счастливым, ты удостоишься любви, дома…
– Ах, граф, сны и мечты мои не об этом.
– О чем же они, Иоанна? – улыбается граф.
– Я мечтаю о Палестине.
– О Палестине?! – смотрит на нее граф, словно не слыша.
– Да, – упрямо стоит на своем Иоанна, – о Палестине.
Граф ходит по комнате, останавливается перед глиняным идолом.
– Странное дело, и девочка ты действительно странная. Лицу будущего этого бога я хотел придать черты милосердного Иисуса. Иисус и Моисей, который дал миру десять заповедей, оба они из Палестины. И ты, Иоанна, мечтаешь об этой дальней стране. Странно и интересно.
– Ах, граф, это не Палестина Иисуса и Моисея. Это Палестина совсем другая.
– Совсем другая? Какая же это Палестина, девочка?
– Ну, наша. Новая Палестина, которую мы построим. И я поеду туда, когда вырасту.
– Где же она находится твоя новая Палестина, Иоанна?
Иоанна сердится: ну, и темный же ее граф!
– Ну, что вы, граф! Она находится там же, где и ваша Палестина… Иисуса.
– Ага! – смеется
Иоанна вздыхает. Теперь ей ясно, что граф никогда ее не поймет. И она смотрит ему в лицо с большой печалью. Склоняется над ней граф, берет в обе свои ладони ее отчаявшееся лицо и смотрит с любовью.
– Ты уже хочешь быть взрослой, а, Иоанна?
Она хочет кивнуть головой в знак согласия, но граф держит ее голову между своим ладонями, и она отвечает ему просветленным благодарным взглядом.
– Я нарисую тебя, Иоанна, – шапчет граф в маленькое ее лицо, – я нарисую для себя, как взрослую женщину. Это возможно, Иоанна. Это можно сделать. Из твоих глаз смотрит твой будущий образ. И когда портрет будет закончен, полагается…
– Что полагается? – пылают щеки Иоанны.
– Твое совершеннолетие, двадцать один год – смеется граф.
Иоанна разочарована его хриплым и странным смехом.
– А теперь, Иоанна, – сказал он, – помоги мне что-то сделать.
Граф вытягивает из угла помещения и волочит по полу огромное полотно палатки.
– Что мы с ней сделаем? – удивляется Иоанна.
– Накроем моего безликого Триглава. Надо заняться настоящим, приносящим боль. Меня ждет другая важная работа, в ассоциации любителей Гете.
– Что. И вы среди них? – вскрикивает Иоанна.
– Да, и я, в конце концов, среди них, – граф не слышит ее вскрика, поднимаясь по маленькой лесенке, – подай мне край чехла, Иоанна.
Чехол падает идолу на голову будущего.
– Спасибо, Иоанна, – спускается граф и отряхивает с одежды пыль.
– Совсем забыл, что раньше чехол это лежал на груде извести, – отряхивает он платье Иоанны, и оба окутываются облаками пыли.
В горле Иоанны сухо. Руки графа скользят по ее одежде, волосам. Иоанна чувствует его руки, белые от пыли, на своих волосах…
Словно граф нарочито ворошит ее волосы, и неожиданно его пальцы касаются ее лица. Щупают ее лицо, и она ощущает каждый его палец отдельно на своей коже.
– Дай мне твою руку, – говорит он охрипшим голосом. Иоанна кладет свою маленькую ладонь в его протянутую ладонь, которая сжимается, силой захватывая ее ладошку. Его напряженное лицо смотрит на нее.
– Что ты хочешь от этой девочки? – остерегает его внутренний голос. – Отстань от нее. Нервы твои напряжены с того момента, когда ты встретил Клотильду Буш! Отстань! Ты сошел с ума!
– Нет, нет, – откликаются кончики его пальцев, крепко обхвативших ее маленькую руку.
– Пожалуйста – слабо откликается внутренний голос, – ты мне делаешь больно.