Смерть по вызову
Шрифт:
Владыкин остановился и прикурил сигарету.
– С новой строки, – перегнувшись через плечо стажера, он заглянул в протокол. – Подчерк у тебя, Юра, красивый, разборчивый. Станешь скоро прокурором.
Молодой человек зарделся девичьем румянцем.
– Пиши так, – продолжил Владыкин свое хождение по комнате. – При производстве эксперимента его участники размещены следующим образом. Свидетель Ирошников и понятые в комнате номер один, где проживала пострадавшая Пастухова. Свидетель Куличов находится в комнате номер два, через стену от комнаты номер один. Перед началом эксперимента всем участникам разъяснены его цели, – Владыкин подошел к подоконнику и стряхнул
– А цель такая, – Владыкин шагнул к Ирошникову, протянул ему сложенную вдвое бумажку. – Вы, Антон Васильевич, сейчас несколько раз зачитаете этот текст. Сперва вы читаете в тоне спокойного разговора, не повышая голоса. Так, как мы с вами сейчас разговариваем. Затем перечитываете текст точно таким же ровным голосом. Через минуту повторяете его в повышенном тоне, будто спорите с кем-то. Вам все ясно?
Ирошников кивнул. Понятые переглянулись. Дед в костюме, бросив на женщину выразительный взгляд, чмокнул губами, словно хотел сказать: сколь веревочке не виться, убийцу все равно изобличат и отвесят по всей строгости закона, так что лучше тебе, свидетель Ирошников, сразу облегчить душу чистосердечным признанием. Женщина в ответ шмыгнула носом. Ирошников прочитал записку: «У вас больное сердце. Сегодня вам лучше оставаться в постели и вызвать участкового врача. Пока советую принять нитроглицерин. Вам сразу станет легче».
– Я не советовал Пастуховой принимать нитроглицерин, – сказал Ирошников. – А легче старухе стало после укола.
– У нас тут не врачебный консилиум, – Владыкин потушил сигарету в цветочном горшке и выбросил окурок через форточку. – Теперь уже не имеет ни малейшего значения, после чего покойнице стало легче. Нас интересует, слышит ли вас Куличов. А если слышит, то, узнает ли ваш голос.
– Слышу, хорошо слышу, – выкрикнул Куличов из-за стены. – Хорошо все слышу.
– Это вы потом расскажете, – Владыкин шагнул к стене, – когда протокол станете подписывать. А пока молчите.
– Чего в протоколе-то писать?
Стажер посмотрел на следователя взглядом исполненным обожания.
– Пиши так, – Владыкин прошелся по комнате. – При производстве опыта Ирошников зачитывает, – Владыкин продиктовал текст. – Так, сейчас четырнадцать часов пятнадцать минут. Начинайте, Антон Петрович.
Спортивный дед и женщина в вязаном платье затаили дыхание. Ирошников трижды зачитал вслух записку, уже не первый раз на дню чувствуя себя полным дураком. Владыкин подошел к стене и, трижды стукнул в неё раскрытой ладонью.
– Иди сюда, Куличов.
Прошагав по коридору мелким шагом, тот вошел в комнату и замер на пороге, одной рукой поддерживая штаны, вздувшиеся на коленях.
– Итак, что вы слышали? – обратился к Куличову Владыкин. – Если сможете, воспроизведите… Ну, повторите содержание услышанного.
– Все как есть слышал, – Куличов неожиданно злобно посмотрел на сидящего в кресле Ирошникова. – Этот, как его, врач, – он показал на Ирошникова пальцем. – Он говорит: лежите в постели и вызовите врача. Вам, говори, легче станет.
Куличов все не опускал руки с протянутым к Ирошникову пальцем.
– Он это. Узнал я его голос.
– Хорошо, Куличов, очень хорошо, – Владыкин взял соседа за плечи. – Слух у вас прекрасный, позавидовать можно. А ты, – следователь подошел к стажеру, – пиши в протокол: после первого опыта Куличов заявил, что слышал все слова Ирошникова, а также воспроизвел содержание этих слов. В голосе Ирошникова Куличов узнал голос врача, посещавшего Пастухову перед её гибелью. Записал? И молоток. Теперь так пиши: после окончания опытов их результаты оглашены понятым и свидетелям. Эксперимент закончен в четырнадцать часов сорок минут. Старший следователь, юрист первого класса Владыкин, стажер Ливанский. Свидетели, понятые подойдите, пожалуйста, к столу и распишитесь.
Проводив понятых до входной двери, Владыкин вернулся в комнату.
– Видите, как все быстро закончилось? – сонливость Владыкина как рукой сняло. – Дело мастера боится. Как на войне: быстрота залог успеха.
Ирошников сидя в кресле, моргал глазами, стараясь понять, какое дело боится мастера и о каком успехе ведет речь Владыкин. Сердце в груди тосковало, Ирошников не мог объяснить себе эту беспричинную тоску.
– Не спи, Юра, бди, – Владыкин шлепнул стажера ладонью по спине. – Дуй в прокуратуру и можешь пообедать в троллейбусном парке. А я ещё потолкую с Куличовым, чтобы его повесткой не вызывать. Он обещал мне свой сон рассказать с четверга на пятницу. Может, сон в руку?
Глава 3
– Ну и денек сегодня, – водитель «скорой помощи» Василий Васильевич Силантьев поежился, словно от холода, хотя в кабине «рафика» было тепло. – Так много вызовов. Неблагоприятный, видно, день, – он снял с баранки правую руку и, не отрывая взгляда от дороги, щелкнул пальцами. – Магнитные бури обещали. Сам я в это не верю, нет никаких магнитных бурь. Выдумывают все эти ученые, чтобы зарплату им, дармоедам, больше получать.
Врач Вербицкий, сидевший в кабине рядом с водителем, не задумывался над словами Силантьева. Водитель вечно несет какую-то околесицу, когда речь касается научных фактов или гипотез, темный человек. Высморкавшись в носовой платок, Вербицкий зевнул и распахнул на груди шерстяную куртку, надетую поверх белого халата.
– Не гони так, – сказал он Силантьеву. – На свои похороны мы ещё успеем. Гололедица, а у тебя резина почти лысая.
– Вот-вот, резина лысая, – отозвался как эхо фельдшер Максим Одинцов.
Ерзая на жесткой неудобной скамейке, он страдал от безделья и общался с водителем и врачом через окошко, соединяющее грузовой отсек микроавтобуса с кабиной. Последние четверть часа фельдшер решал для себя нелегкую задачу: выпить разведенный водой спирт прямо сейчас, в салоне «скорой», из горлышка нагретой грудью металлической фляжки. И подавиться сладкой карамелью. Или дождаться обеда и все сделать по-человечески, из вежливости предложить спирт Вербицкому, тот все равно откажется от угощения. Фельдшер морщил лоб, вздыхал, склоняясь к последнему варианту. Выпивать, так лучше из стакана, под закуску. Приняв решение, Одинцов повеселел, просунув голову через окошко в кабину, спросил, скоро ли на обед. «А то жрать уже хочется, – добавил он каким-то жалобным сдавленным голосом. – С утра ничего не жрал, даже маковой росинки».
– В два часа поедем, – повернул голову назад Вербицкий. – А сейчас на подстанцию.
– Так по радио с ними сейчас свяжитесь, скажите, что пообедать завернем, – не унимался фельдшер. – Ведь мы тоже люди.
Вербицкий и посмотрел на часы. А ведь, пожалуй, фельдшер прав, время обеденное, можно завернуть в столовую рядом со строительным трестом.
– Хотя, если Максим угостит нас обедом, – он подмигнул фельдшеру. – Если угостишь, я не возражаю.
– У меня мать готовила так, что просто зашатаешься, – вместо ответа сказал Одинцов. – А теперешняя моя жена невкусно готовит. Вот мать – это да. Царство ей небесное. Не ценил её в свое время.