Смерть понтифика
Шрифт:
Заходит в квартиру, направляется в гостиную к телефону, берет трубку. Чувствует: что-то не так. Все издания Нового Завета сброшены на пол, выложены в ряд, точно указывая путь. Тропинка ведет в другую комнату. Отложив телефон, старик идет по обложкам. Заходит в комнату с алтарем, но и свет, и свечи погашены, так что ничего не видно. Нашарив выключатель, зажигает лампу под потолком. И видит на полу консьержа: руки и ноги связаны, на голове — мешок. Потом замечает и троих человек, вольготно устроившихся перед алтарем: маэстро, прислужник и помощник.
— Мариус Феррис, — твердым голосом произносит магистр, легко постукивая тростью о подоконник.
— Кто вы такие? Как вы вошли сюда? —
— Я снизошел к тебе с небес, — шутливо отвечает посетитель.
— Но кто… кто вы такой?
— Зови меня Джей-Си.
ГЛАВА 51
Кардиналу Вийо было невмоготу спокойно сидеть в рабочем кресле. А потому он встал и принялся нервно расхаживать из стороны в сторону, держа в руках сигарету. И снова кардинал превысил самим себе же установленный лимит, ведь неоднократно говорил себе, что ни под каким предлогом не должен выкуривать больше двух пачек в день. Табачный яд медленно убивал его. Но отказаться от привычки было сложно. Дым утолял желания, рассеивал тревогу, снимал напряжение. Но, к сожалению, ускорял его приближение к вечной славе. Вместе с дымом кардинал исторгал из своего горла яростные хрипы. Он впервые заметил, сколько бумаг скопилось на его массивном письменном столе. Это была очень долгая антикварная мебель; ценность ее подтверждалась документами, веками сопровождавшими работу за столом. За этой древней доской в свое время трудились десятки Государственных секретарей, вершивших судьбы святого учреждения. Если бы письменный стол был наделен даром речи и мог откровенно высказаться, то поведал бы немало тайн и раскрыл бы такие заговоры, интриги и манипуляции, от которых застыла бы кровь в жилах. Над письменным столом роем вились желания, мечты, надежды и грезы. Здесь же — неощутимо, но неизменно — присутствовало и плохо скрываемое желание воссесть на папский престол. К чему еще стремиться, если удалось занять место второго по значимости человека?
Но в тот момент кардинала Вийо терзали отнюдь не отринутые мечты. Прошло уже немало времени с тех пор, как он смирился с тем, что ему уже никогда не суждено удостоиться чести стать преемником первого среди апостолов. И все силы своего неистового характера кардинал направил на то, чтобы возвести на папство человека, более удобного и сговорчивого, чем его руководитель.
Не далее как час тому назад кардинал получил документы, направленные к нему из офиса Альбино Лучиани. Документация содержала приказы, распоряжения и решения о кадровых перестановках. Перемены были кардинальными, и некоторые из них вступали в силу в ближайшие часы или на следующий день. Вийо собрал документы с письменного стола и вновь перечитал текст, знакомый ему наизусть.
«Бенелли — вместо меня? — мысленно переспрашивал Вийо. — Более дерзкого вызова и придумать нельзя!».
— Ваши планы слишком рискованны, Святой Отец, — произнес кардинал, едва ознакомившись с документами, где излагались первые постановления понтифика. — Что останется от Церкви — такой, какой мы ее знаем, если осуществить эти…
— Чистота, кротость и человеколюбие Церкви пребудут неизменны! — отрезал Альбино Лучиани.
Вийо скомкал бумаги в одной руке, а другой поправил кардинальскую шапочку, в который раз перечитывая глупости, изложенные человеком, из чьих уст, казалось бы, должны исходить озарения христианской мудрости. И желание смягчить позицию Церкви в отношении контроля за рождаемостью было лишь одной из множества прочих несуразиц.
— Но Святой Отец… Ваши планы противоречат вероучению! Сказанному остальными понтификами! — голос Государственного
— Ах да, непогрешимость…
— Святая непогрешимость! — уточнил кардинал.
— Святая ли? Ведь и вам, и мне известно, что это ошибка, — с привычным спокойствием произнес папа.
— Как вы можете такое говорить? — лицемерно осеняя себя крестным знамением, поразился кардинал.
— Я вправе произносить эти слова, поскольку я — понтифик и могу ошибаться, как и все люди.
— Но ведь понтифик непогрешим! А ваши предложения ставят под сомнение решения, принятые на основании папской непогрешимости!
Ни нрав, ни должность кардинала Вийо не позволяли ему оставаться скромным и сдержанным в общении с вышестоящими. Он спорил с Иоанном Павлом, будто с помощником или секретарем. Альбино Лучиани, казалось, совершенно не замечал такого неуважительного к себе отношения. Разумеется, на душе у понтифика было неспокойно: он и представить себе не мог, чтобы Вийо оказался способен на подобное поведение.
— Церковь, претендующая на собственную непогрешимость, не в силах избавиться от пороков! — произнес Лучиани. — Нам с вами отлично известно, как именно в 1870 году зародилась идея непогрешимости.
В тот год, 18 июля, папа Пий IX обнародовал устав основных положений веры, Pastor Aeternus, где утверждалось, что Верховный понтифик обладал непогрешимостью во время вещания ex cathedra, иными словами — в качестве высокого представителя и духовного наследника Святого Петра, а также при любом заявлении по вопросам вероучения и нравственности.
Все, что противоречит словам папы, может и должно подвергаться анафеме.
— Неужели вы порицаете действия Пия IX? — поразился Вийо.
— А разве можно совершенствовать ближних, не порицая их?
Кардинал уселся в одно из многочисленных кресел, находившихся в кабинете, и закрыл лицо ладонями.
— Не верю своим ушам!
— Перестаньте вести себя точно наивный священник из провинции, кардинал Вийо. Вам прекрасно известно, что доктрина непогрешимости лишь связывает нас по рукам и ногам!
Вийо отдернул руки от лица.
— Что… что вы хотите этим оказать?
— Именно то, что говорю. Суждения понтифика по вопросам веры и нравственности непогрешимы, разве не так? Не кажется ли вам это крайне странным способом увековечить некоторые обычаи — и даже пагубные привычки?
— Анафема!.. Богохульство!.. — бормотал Вийо, бессильным перед таинственным явлением, перед этим ураганным натиском, внешне тихим и безмятежным.
— Богохульство? — переспросил Альбино Лучиани, слегка улыбнувшись. — Давно пора сказать, что нам не помешало бы проявлять немного больше уважения по отношению к собеседнику. В конце концов, я непогрешим! — Кардинал поклонился. — Я не намерен пользоваться ни своим положением, ни предполагаемым божественным даром, который вы мне предписываете, ибо это означало бы, что я признаю предписываемые мне свойства. Хочу лишь напомнить, что вам, если хотите сохранить за собой эту должность, следует вести себя иначе; вам, кардинал Вийо, не помешала бы толика уважения к другим. Повторяю, непогрешимость — ошибка, пустое притязание. На этом — всё.
Вийо понял, что нет смысла биться о стену лбом. По правде говоря, бумаги, полученные от Папы Лучиани, содержали гораздо более возмутительные предложения, чем отказ от непогрешимости, который было бы лучше оставить на многолетнее рассмотрение совета по вопросам вероучения.
— И кстати, Святой Отец, представляете ли вы себе хотя бы в общих чертах, какую бурю вызовет ваша возможная отставка в церковной среде?
— Я хочу, чтобы на этом месте оказался достойный человек, кардинал Вийо, — непринужденно ответил папа.