Смерть призрака

Аллингем Марджери

Оутс шумно втянул воздух.

— Похоже, что так, — согласился он. — Но если так, то мы ни за что его не возьмем! Если ее труп способствовал укрыть убийцу, то что же нам остается? Между парой таких досок, завернутых в бумагу и ткань, можно скрыть достаточно объемистый пакет, содержащий, скажем, плоскую полпинтовую флягу, не так ли?

— О, разумеется! Это достаточно изобретательно, Оутс!

— Гнусная изобретательность, — подтвердил инспектор. — Но ведь все же это догадки! Вещественности им очень не хватает. Я, конечно же, повидаюсь с мальчишкой… И вот что еще я узнал: Рэнни сказал мне, что в день убийства после полудня миссис Поттер выходила из дому, и он сам принял для нее посылку в зеленом чехле, обвязанную

ремнями, из галереи Салмона и поставил ее у порога домика Поттеров. Но почему мальчишка снова пришел вечером? Вот что я собираюсь выудить у парня, не трогая Фастиена, который должен оставаться последним звеном в этой связке. Пойдемте отсюда, Кэмпион, нам еще предстоят дела, а здесь больше пока нечего оставаться.

Очередная встреча Кэмпиона с инспектором состоялась в следующий полдень в его непротопленном кабинете в Скотланд-Ярде.

Оутс приветствовал своего молодого приятеля с несколько большим воодушевлением, чем обычно.

— Я повидал парнишку, — сказал он, приступая к делу без всяких предисловий. — Перехватил его в галерее до прихода остальных служащих. Это странноватый маленький тип по фамилии Грин.

— Я, кажется, видел его там однажды.

— Ах, так? О, конечно же, вы же мне рассказывали. Это довольно забавный ребенок. Он не очень-то рад своей работенке, я полагаю. Правда, он этого не говорил… Кэмпион…

— Да?

— Я думаю, вы правы…

— Неужели? Как вы к этому пришли?

Оутс хлопнул рукой по растрепанной записной книжке, в которую заносил свои заметки.

— Мальчик подтверждает показания всех остальных. Он обычно уносил и приносил эти зеленые матерчатые посылки через нерегулярные интервалы. Большей частью он возвращался в галерею из Бейсуотера по вечерам, поскольку это последняя из его обязанностей, а дорога неблизкая. Было, кстати, две одинаковых упаковки: два матерчатых чехла и два комплекта ремней. Видимо, одна упаковка всегда дожидалась его в доме Поттеров, когда он приносил другую.

— А он когда-нибудь присутствовал при их паковке в галерее? — спросил Кэмпион.

— Нет. Я специально поинтересовался этим. Он даже толком не знал, что в них содержится. У Фастиена есть привычка напускать таинственность на дела фирмы. Он, очевидно, хотел внушить ребенку, что сам является чем-то вроде гения художественного мира, великим магнатом, держащим в своих руках все нити, пусковые механизмы и прочее в том же духе. Эти упаковки просто передавались Грину Фастиеном. Грин в тот четверг пришел в час ленча, оставил одну из упаковок и забрал у Рэнни другую. Это смещение обычного времени произошло потому, что он должен был на вокзале Виктория встретить поезд в 5.58 и забрать несколько рисунков из Парижа. Эти рисунки были выполнены на шелке, и их должны были увидеть какие-то клиенты. Когда он вернулся в галерею после ленча, Макс послал за ним и объяснил, что он днем отнес в упаковке вложенные туда по ошибке не те предметы и что, после того как он выполнит свою миссию на вокзале Виктория, он должен прямо оттуда снова отправиться в студию и забрать упаковку обратно. Вы следите за изложением?

Кэмпион кивнул. Его глаза за стеклами очков были полузакрыты.

— Когда мальчик добрался до вокзала, оказалось, что рисунки не прибыли. Это заняло у него около двадцати минут, не более, как он считает. После этого он направился в студию и прибыл туда около семи. Лайза вручила ему упаковку, и он привез ее обратно в галерею… — Инспектор сделал паузу и посмотрел на друга. — Когда он туда доехал, Макс его ждал. Мальчик удивился, увидев его, и еще больше удивился, когда тот, спросив его, видел ли он миссис Поттер, и узнав, что нет и что ему вручила упаковку Лайза, дал ему пару шиллингов. После этого парнишка направился домой. И это все, что он смог рассказать мне.

— Чрезвычайно… — отметил Кэмпион.

— Интересно… — добавил инспектор, все еще сверявшийся

со своими заметками. — Ах, да, еще одна малюсенькая деталь! Я спросил мальчика, догадывался ли он, что находится в упаковках. Он ответил, что нет, но потом, когда мы разговорились, я заметил, что он что-то недоговаривает, и он мне признался. Дело в том, что примерно три недели назад он уронил эту мерзкую упаковку на эскалаторе метро. Он не смел и думать о том, чтобы распаковать её и проверить, все ли в ней цело. Ему оставалось лишь в страхе и унынии просто ее поднять. И тогда он успокоился, обнаружив, что вроде бы все цело, но что зеленая ткань упаковки вдруг сделалась совершенно мокрой. Я хотел было еще что-то выудить у него, он решительно ничего больше не смог сказать.

Кэмпион встал.

— Итак, мы оказались правы, — сказал он.

— Да, — ответил Оутс. — Мы открыли, как это свершилось, но все же мы не знаем ничего. Не правда ли, возмутительная ситуация?

— Что же, всего этого недостаточно для ареста?

— Недостаточно? Для ареста вообще нет никаких оснований.

Инспектор тоже встал и подошел к окну.

— Еще одна неразрешимая тайна, вот о чем говорят мои записи, — произнес он. — За всю мою практику я запомнил лишь один случай убийства, когда полиция не знала, кого ей подозревать. А здесь мы даже не знаем, зачем его вызывать и какие вопросы задавать. Он полностью нас обвел. Пока мы обсуждали вопрос о том, была ли покойница отравлена или нет, он спокойно отмывал свою бутыль в умывальной комнате галереи.

— Если бы только Поттер не вымыл еще раньше тот стакан, — заметил Кэмпион.

Оутс задумался.

— Я не уверен, что это что-нибудь изменило бы, — произнес он наконец. — Конечно, я согласен, что этот факт выглядит как вмешательство провидения на стороне злых сил, но что из этого? Предположим, что Поттер среагировал бы как обычный нормальный человек, обнаружив свою жену в столь неестественной позе. Взглянув на нее, он понял бы, что она мертва, вызвал бы врача и рассказал ему о ее пристрастии к виски. Гарантирую, что в девяноста девяти случаях из ста медик установил бы сердечную недостаточность и алкогольное отравление, и мы ничего открыть для себя не сумели бы. И остается лишь удивляться тому, что мы еще как-то умудрились с самого начала присутствовать при анализе всей этой истории.

Мистер Кэмпион еще переваривал всю эту тираду, когда инспектор заговорил вновь.

— Ничего! — сказал он. — Ровным счетом ничего, что можно было бы ему предъявить! Он ускользнул от нас.

— Так что же вы собираетесь делать дальше? Прекратить это расследование?

— Господи Боже, ни в коем случае! — инспектор изобразил возмущение. — Вам следовало бы больше быть в курсе полицейских процедур! Мы будем принюхиваться, как старый терьер, к выдохшемуся следу. Мы станем писать множество неодобрительных писем из одной инстанции в другую. Мы будем по секрету всем рассказывать о деталях расследования и постепенно, потихоньку, от недели к неделе, все более грустно будем думать об этом нераскрытом случае. Но потом, конечно, случится что-нибудь еще, и мы снова начнем суетиться и топтаться вокруг.

Перед глазами Кэмпиона проплыло молодое несчастное лицо Дакра, лежавшего в маленькой раздевалке при мастерской Лафкадио, промелькнула сутулая фигура мистера Поттера, склонившегося над своей женой, он вспомнил Бэлл в маленькой кухоньке Поттеров, теребящую обручальное кольцо на пальце…

— Вы могли бы хотя бы заняться поисками мотива убийства, — с горечью заметил он. — Разве вы можете так его оставить?

— Мотивы преступления и сомнительные сопутствующие обстоятельства не являются достаточным поводом для обвинения, — сердито парировал инспектор. — Этого еще более недостаточно, чем та мешанина из догадок и подозрений, которую мы с вами тут напекли. Кроме того, в этой истории может и не быть никакого мотива.