Смерть раненого зверя с тонкой кожей
Шрифт:
– Вполне, папаша. Все слабые точки прикрыты. А если Эббот попробует зайти с этой стороны дома, он труп, не так ли?
Все это время Клиффорд лениво, возможно даже бессознательно, поглаживал винтовку, как мужчина после занятий любовью водит рукой по телу женщины, изгибы, ложбинки которого, его упругость, влажность и ощущение женской кожи под ладонью все еще доставляют ему чувственное и любовное наслаждение.
Во время ланча Нжала не выключал негромко работающее радио. Оно было настроено на Эл-Би-Си – радиостанцию, передающую
– Я прошу прощения за радио, – сказал Нжала, – но так уж получилось, что я крайне интересуюсь любыми новостями, особенно сейчас, потому что, если назревает очередной переворот, я бы хотел узнать о нем, если не первым, то, во всяком случае, одним из первых.
Эббот вел древнюю и слегка запинающуюся Флоренс (ей бы не помешал небольшой ремонт и новый комплект свечей зажигания) к местечку неподалеку от Бокс Хилл, обычно безлюдному даже в теплый воскресный день.
– Нравится она тебе? – счастливо спросила Элис.
– Прости?
– Флоренс.
– Ах, Флоренс. Неплохо, неплохо. Очень даже неплохо.
Вообще-то, она показалась ему шумной и тесной, да и ехала рывками, как это нередко случается с автомобилями с низким клиренсом и маленьким диаметром колес на деревенских дорогах.
– Хорошо, когда люк открыт, правда? В жаркие дни прохладно.
Через этот же люк выветривались и выхлопные газы, просачивающиеся сквозь пол из поврежденной выхлопной трубы.
Часам к двум они нашли уединенное место вдали от дороги и припарковали Флоренс в тени старого дерева.
– Разве здесь не чудесно? И так спокойно. Можно подумать, что мы вдали от цивилизации, правда? В сотнях километров отовсюду.
Элис покраснела от удовольствия.
Влюбленные пообедали сваренными вкрутую яйцами, заедая их черным хлебом с маслом, паштетом, сервелатом и сыром дольчелатте, и выпили литр красного вина.
Затем, держась за руки, они гуляли по лесу.
– Запах лабазника во влажном лесу, – произнес он.
– Что?
– Я всегда буду его помнить.
– А как он пахнет?
– Очень сильный аромат, маленькие кремовые цветы.
– Я не чувствую запаха. Я даже его не вижу.
Он показал:
– Вон там. Но для цветов еще слишком рано. Как и для запаха. Он появится не раньше июня.
– Почему ты всегда будешь его помнить?
– Это связано с детством, я думаю. Тогда все казалось ярче.
Они прошли еще немного, но начало нестерпимо палить солнце, и, почувствовав себя сонными, легли в тени деревьев, обнимаясь и целуясь, скорее, не охваченные страстью, а ища спокойствия и утешения, спокойствия и утешения от присутствия друг друга. Вскоре они погрузились в сон, а точнее, в полусон, они дремали, просыпались, прикасались друг к другу, снова засыпали, постепенно придвигаясь все ближе и ближе друг к другу.
Около четырех они проснулись, улыбнулись друг другу, поцеловались и побрели обратно к машине, держась друг за друга. Выпили кофе из термоса, полюбовались загородной зеленью и шевелящим траву ветром, ни о чем конкретном не думая, а просто наслаждаясь умиротворенностью сельской местности и тем,
Влюбленные опирались на машину, солнце грело их тела, они смотрели на зелень, не видя ее, общаясь физически и мысленно, не соприкасаясь и не разговаривая. Это был момент идиллии, окончание дня несбыточной надежды.
Тем временем в Лондоне происходило нечто ужасное, но они узнали об этом много позже.
Переговоры в Лейфилд Холле шли неплохо – неплохо для Нжала, поскольку главе Министерства торговли и его помощникам даны были четкие инструкции, основывающиеся на том, что скорость в настоящий момент важнее выгоды.
Нжала был сосредоточен и внимателен, но тем не менее, вполуха слушал радио.
Вскоре после четырех передали сообщение, что во время митинга бывших военнослужащих-евреев на Трафальгарской площади взорвалась бомба, убив шестерых и ранив еще нескольких участников. Диктор не был уверен относительно числа пострадавших, поскольку сообщения еще продолжали поступать.
Бомба, находившаяся в тонком черном кейсе, была брошена в толпу из машины, вылетевшей на большой скорости со Стрэнда, пересекшей площадь и исчезнувшей на Пэл Мэл. Позже машину нашли брошенной на площади Сент-Джеймс, где ее пассажиры, двое мужчин, по-видимому, пересели в другой автомобиль и скрылись.
Нжала выключил радио и сказал:
– Как вы знаете, я антисемит, но всей душой ненавижу терроризм и беспорядочные убийства. Я предлагаю встать и почтить их память минутой молчания, а переговоры продолжить завтра.
Так они и сделали, все выглядели мрачно и серьезно, особенно Нжала, периодически теребивший свой тяжелый золотой браслет.
Эббот привез Элис в маленький деревенский паб неподалеку от Окли, где подавали простую и вкусную еду, и они съели пирог с мясом и почками, запив его бутылкой бургундского.
– Что хочешь делать вечером?
– Хочу, как простой обыватель, валяться на диване весь вечер и смотреть дурацкие передачи по телевизору. И засыпать. А потом отправиться в постель с моим красавцем мужчиной. Ты знаешь, что ты красивый?
– Держу пари, ты говорить это всем своим парням.
На обратном пути они включили радио и услышали в новостях про взрыв. Ответственность за него взял на себя "Черный Сентябрь".
Остаток пути они проехали молча. Элис стало холодно, и она надела свитер.
Остатки кейса и бомбы были аккуратно сложены на столе начальника Департамента.
Вместе с ним в кабинете были Смит, два эксперта по взрывным устройствам из Ярда, Шеппард и министр.
– Это бомба нового типа, – начал один из экспертов, – а точнее, улучшенная модификация старого. Они сумели сделать так, что разрывная часть сначала подбрасывается первым зарядом бризантной взрывчатки на высоту шестьдесят – девяносто сантиметров над землей, а затем при подрыве основного заряда и вторичной детонации ее осколки разлетаются в разные стороны, что, разумеется, сделало эту бомбу крайне эффективным орудием убийства.