Смерть расписывается кровью
Шрифт:
– Так неужели пинкертоны тамошние сами до такой элементарщины не додумались? – возмущенно поинтересовался Лев. – Нет, черт знает что такое! Совсем мышей не ловят.
– Кто не ловит, Лева? – усмехнулся Станислав. – Мыши для всех чужие, из соседней норки. Пойми, ГУВД Кислогорска делом об убийстве Кайлинского вообще не занималось! Линейщики с Приволжской железной дороги, если даже посылали такой запрос своим коллегам из транспортного отдела Кислогорска, то о результатах ничего не сообщили. Обычная наша ведомственная неразбериха. Очень, кстати, хорошо, что я поездом и вагоном заинтересовался! Сам себя не похвалишь, дураком помрешь. Но об этом чуть позже, сперва дослушайте про Андронова и встречу с вдовой.
На кафедре истории русской литературы говорить с московским полковником об Алексее Андронове сперва не очень-то хотели,
Так, подумал Станислав, значит, определенные криминальные наклонности у доцента Андронова имелись. А не было ли еще чего-нибудь этакого, не вполне законного, связанного с Алексеем Константиновичем?
Да как сказать…
Ходили слухи, что пытался Алексей Константинович Андронов спекулировать некоторыми архивными материалами. Но это именно сплетни!
Совсем интересно! О чем сплетничали? Кто сплетничал? Что за материалы? Кому он хотел их продать?
– И мне с многочисленными недомолвками и фигурами умолчания сообщают, – продолжал Крячко, – что существует полуофициальная практика продажи некоторых не особо ценных документов на Запад. Ректорат делает вид, что подобной практики не замечает. Жить-то надо, а государство историческую науку не слишком торопится субсидировать. Финансирование идет по принципу «кот наплакал». Мы, дескать, и выкручиваемся, как можем. Деньги при этом получает кафедра, а западные слависты – уникальный материал. Скажем, об истории декабристского движения и судьбах некоторых декабристов. Например, Бестужева-Марлинского или Одоевского, погибших вблизи Кислогорска во времена Кавказской войны. Признанным специалистом в области таких негоций заслуженно считался Алексей Константинович Андронов. Так вот, у руководства института возникли подозрения, что Андронов нечист на руку, немалую часть выручки присваивает. Но доказать ничего не смогли. Однако отношение к нему стало соответствующим.
– Любопытный, однако, типчик вырисовывается, – задумчиво сказал Гуров. – Кого-то он мне напоминает. Из недавно ушедших в мир иной. Этакий Геннадий Вячеславович Салманов местного масштаба.
– Вот-вот, – Крячко энергично кивнул. – И я о том же подумал. Поэтому, когда я встретился с вдовой Иннокентия Кайлинского, чуть ли не первое, о чем спросил: не был ли он знаком с Андроновым?
– Был? – спокойно поинтересовался Орлов, уже догадываясь, что ответ будет положительным.
– Представьте себе, да. Мало того, по словам Елизаветы Федоровны, связывали ее мужа и Алексея Константиновича какие-то общие дела, в детали которых Иннокентий ее не посвящал. Вот тут ваш покорный слуга совершенно явственно почуял запах жареного.
– Правильно почуял, – одобрительно сказал генерал Орлов. – Напрашивается версия, что заведующий архивом мог приторговывать какими-то материалами, используя каналы Андронова.
– И консультируясь с ним, – добавил Крячко. – Сам Кайлинский – специалист аховый, «профессиональный руководитель» среднего звена, хоть тот же самый филфак местного пединститута с грехом пополам закончил. Это я в музее выяснил, уже после разговора с вдовой. Такому что баней заведовать, что драмтеатром, что архивом музея… Интересное, замечу, совпадение получается: в музее Иннокентия Сергеевича не любили, точно так же, как на кафедре – господина Андронова. И тоже считали если не явным жуликом, то кем-то очень на жулика похожим. Однако это не самое любопытное! Елизавету Кайлинскую я сумел основательно разговорить. Она решила, что опер – важняк из столицы – приехал специально, чтобы разобраться с убийством ее мужа.
– Вообще-то, в чем-то так оно и есть, – заметил Гуров. – Ладно, Стас! Не хмурься, я не собираюсь приуменьшать твоих достижений. Мы с Петром знаем: ты при желании снулую рыбину разговоришь.
– Так вот, еще раз: она сказала мне, что ее муж знаком с Алексеем Андроновым, тот несколько раз бывал у них дома. Что их связывало, Елизавета не знает.
– Нетрудно догадаться, тут Петр совершенно прав, – сказал Гуров. – Что еще ты вытянул из вдовушки?
– То, что за два дня до своего неожиданного отъезда в Москву
– Он хоть представил супруге своего гостя? Или… нет? – спросил Лев, тщательно подбирая слова и прекрасно понимая, что Крячко не просто так заговорил о визите какого-то типа, не понравившегося жене Иннокентия Сергеевича. Что-то «друг и соратник» приберегает, словно туза в рукаве. Станислав всегда отличался любовью к эффектам. Вон как глаза возбужденно сверкают!
– То-то и оно. Познакомил. Сказал, что это его школьный приятель. Учились в параллельных классах. Что зовут приятеля Сергеем. Кстати, Елизавете показалось, что гость отнесся к этому квазиофициальному представлению не слишком одобрительно. Так, по ее словам, зыркнул на Иннокентия… Когда тип ушел, Елизавета попыталась расспросить мужа подробнее: кто такой, мол, о чем разговаривали… Но Иннокентий отделался ничего не значащими фразами, что, дескать, случайно встретились, много лет не виделись, школьные годы вспоминали. Она мужу не поверила. С такими напряженными лицами о детстве-отрочестве и прочей юности не вспоминают. Считает, что разговор у них шел о чем-то весьма серьезном. Я, как ты выражаешься, неизвестно почему, заинтересовался этой новой фигурой. Да! Елизавета еще неуверенно так сказала, дескать, словно бы у гостя на пальцах что-то такое синее виднелось, вроде татуировок.
– Ого! Перстни, надо понимать? А говоришь, неизвестно почему… Правильно заинтересовался. Восходящего солнышка на тыльной стороне ладони она не заметила?
– Я тоже ее об этом спросил. Нет, не обратила внимания. Откуда мирной преподавательнице английского языка знать о некоторых характерных деталях? Но я уже сделал классическую стойку: подумал, что, возможно, гость Иннокентия Сергеевича Кайлинского несколько раньше гостил совсем в других местах. Нюх. Недаром нас блатота легавыми называет. Решил попытаться выяснить: кто бы это мог быть? Исходя из предположения, что Кайлинский жене не соврал: насторожившего Елизавету типа действительно зовут Сергеем, и он когда-то учился в одной школе с Иннокентием. Поэтому из пединститута я отправился в местное управление Минобразования.
– Надо же, – улыбнулся молчавший все это время генерал Орлов, – что-то все твои контакты там с педагогическим уклоном. Н-но… Побегать тебе и вправду пришлось!
– А я о чем говорю!.. Устал, как черт у топки. Но! Через два часа я уже знал, что одновременно с Кайлинским школу оканчивали десять Сергеев. Не так уж много. И один, точно, пошел по кривой дорожке. Некий Осинцев Сергей Павлович. Рецидивист. Две судимости. На свободу вышел четыре года тому назад. А теперь – самое главное! Когда я вернулся в ГУВД, уже были получены данные из билетных касс. Мои местные помощники все же подсуетились. Кайлинский брал билет в спальный вагон фирменного поезда «Кавказ». Я, понятное дело, захотел выяснить: а кто был у Кайлинского в попутчиках? И, представьте себе, в тот же СВ того же поезда на то же число выписан билет на… Кого бы вы думали? – Станислав с победным видом посмотрел на Гурова и Орлова.
– Неужто на Сергея Осинцева? – чуточку преувеличенно удивился Лев, подыгрывая другу.
Отчего не сделать человеку приятное? Тем более что работу Станислав проделал колоссальную. И в рекордно короткий срок. Большая редкость по нынешним временам!
– Не тяни резину, ныряй, здесь неглубоко. Осинцев?
– Точно так! Оба билета до Москвы. Вот после такой новости мой интерес к Сергею Осинцеву резко возрос. Нет, билеты в разные купе. Но это – детали, поменяться недолго. Конечно, нельзя исключить возможность случайного совпадения…