Смерть Семенова

Аталов Сергей

Огород заканчивался садом с яблонями, за которыми тянулся деревянный забор. Дальше начинался длинный спуск к речке, а на той стороне на возвышении темнела лесная гряда. Семенов решил назвать это место долом, потому что «там лес и дол видений полны». Лес виднелся вдалеке – значит, перед ним был дол.

Понаблюдав дол, Семенов решил испытать десантные сапоги по бездорожью и едва не наступил на лежавшую в некошеной траве кошку. В воздух поднялся целый рой мух. То, что это кошка, было понятно по свалявшейся серой шерсти

и оскаленным зубам. Вот только она не зашипела и не бросилась от Семенова наутек.

Семенов присел на корточки, прикрыл нос рукой и присмотрелся. Внутри кошки копошились и извивались белесые личинки. Кошке не было больно – она лежала спокойно и безучастно, пока личинки ели ее, превращая то, что было кошкиным животом, в тошнотворную бурую массу. Да и не кошка это больше. Очертаниями – кошка, а внутри…

– Нашел что-то? – сзади незаметно подошел отец. Увидел, присвистнул. – Соседская. Баба Наташа ее потеряла, а она вон где. Не трогай! Пойду за лопатой схожу.

– Па, – прошептал Семенов, – а что это там у нее?

– Опарыши, – буднично сказал отец. – Черви такие.

Семенов помолчал, рассматривая невиданную им ранее форму жизни. Отец легонько подтолкнул его – ступай, дескать, но Семенов не двинулся с места.

– Па, – спросил он наконец. – А откуда они взялись?

– Из земли повыползли, – весело сказал отец, желая разрядить разговор, но Семенов был серьезен и даже строг.

– Они специально оттуда выползли, чтобы ее… – он хотел сказать «кушать», но это слово совсем не подходило для опарышей. «Кушать» – это хорошее, вкусное, радостное слово. То, что он видел, было отвратительно. Он еще не видел ничего отвратительнее. Он больше не хотел этого видеть, но не мог отвести глаз.

Отец вновь подтолкнул его – давай же, иди, побегай, поиграй, но Семенов нетерпеливо дернул плечом. Опарыши подтачивали не только кошку, но и его картину мира. Отец по своему обыкновению стремился все превратить в шутку, но Семенову было не до шуток. Он не знал, как примириться с увиденным.

– Па, – тихо спросил он наконец. – А что они будут делать, когда ее… доедят?

Он не это имел в виду. Как получилось, что это существует в его мире? Кто все это придумал? Неужели нельзя было придумать что-то получше? Вот что он хотел спросить.

– Ну… – отец почувствовал смятение сына и захотел его утешить, – когда они все доедят, они потом проголодаются и сами умрут от голода.

– Хоть бы поскорей все доели и сами умерли, – с чувством сказал Семенов и со всех ног бросился в избу.

ЧАСТЬ 1. ОЛЕГ

Andante con dolore

Олег был на два года младше Семенова

и жил в его подъезде этажом ниже. Это была непримечательная семья.

У каждой семьи есть какое-то главное свойство – вроде собственного неповторимого запаха, который встречает вас в прихожей. Врожденным свойством семьи Олега была незаметность. Не то чтобы остальные в доме вели себя шумно и развязно. Бывший зэк Валерка со второго этажа тоже обитал в своей квартире в целом тихо, но спьяну порой заявлял о себе – затягивал блатную песню или включал телек громче обычного. Да я чтоб не вырубиться, виновато объяснял он потом. И вырубался под бубнеж диктора или речитатив футбольного комментатора.

Семья Олега и оказалась в их доме как-то незаметно. Прибыли в фургоне, быстро подняли скарб, закрыли за собой дверь и щелкнули замком. Семенов знал, что Олегов отец вроде служил в вохре, а мама работала в сберкассе – но не операционисткой, которая на виду, а где-то там внутри. Деньги считает, объяснила Семенову мама. Он удивился – разве есть такая профессия?

В дом они въехали, когда жилплощадь освободила умершая Олегова бабка, угрюмая набожная старуха с безобразной мясистой бородавкой под носом.

Семенов боялся ее нелюдимой фигуры, а особенно – ее бородавки. Когда она умерла, то уставилась на него в упор, не мигая, с приставленной к подъездной двери красной гробовой крышки. В те три дня Семенов собирал всю волю в кулак, чтобы просто пройти мимо страшной крышки. Миновав темный предбанник подъезда, пулей летел на свой этаж. Когда ее наконец закопали, он не почувствовал облегчения. Будто и не покинула она их подъезд. Будто упокоилась не на городском кладбище, а прямо под ржавыми водопроводными трубами в их подвале.

Когда Олег впервые вышел во двор, он был еще просто Олегом. Семенов уже знал, как его зовут. Щуплый низенький паренек с полупрозрачной челкой. Интересно, достанется ли ему бабкина бородавка? Пацаны, собравшиеся возле карусели, разглядывали новенького.

– Это вы, что ли, переехали? – спросил, наконец, Андрюха Гость. Его фамилия была Гостев, но по дворовой привычке ее сократили до Гостя. Среди пацанов он был самым рослым и физически развитым. Новенький молчал.

– Сёма, из твоего подъезда? – этот вопрос был уже к Семенову.

– Олег это, – сказал Семенов.

– Друг твой? Олежек, ты чё, друг Сёмы? Знаешь Сёму?

Олег молча помотал головой, что означало – не знаю. Или – не друг.

– Чё молчишь, Олег? Скажи нам, кто ты, откуда. Мы вот пацаны местные. Я Андрюха, это Паха, это Саня, вон Сёма, друг твой. Да ты не бойсь, мы мирные пацаны. Ты же сосед наш. В футбол играешь?

Олег снова помотал головой.

– Во блин, – с досадой сказал Гость.

– Ссыт он тебя, – с усмешкой отметил Паша, он же Паха, до этого исподлобья наблюдавший сцену знакомства. – Ссыкло это.