Смерть умеет улыбаться
Шрифт:
Против ли я? Вот еще! Наконец-то мальчик занялся приличным делом. Макс посмотрел на меня с благодарностью.
– А что еще они нашли?
– живо поинтересовалась я.
– Как? Тебе мало?
– Грета натужно хихикнула, тряхнув головой, и мелкие кудряшки рассыпались по ее плечам, - Успокойся, - сказала она уже серьезно,
– Ничего такого, что прямо указывало бы на преступника, они не нашли.
Только зря время потратили - и свое, и наше... Боже мой, как неприятно, что сняли отпечатки пальцев, как подумаю, что теперь мои отпечаточки будут храниться в их базе между оттисками потных лап воров и насильников, так в дрожь бросает.
– Неприятно, - эхом отозвался кузен. Я солидарно промолчала.
Пока мы обсуждали обыск и сопутствующие ему обстоятельства, тетя сидела, обмякнув на стуле и тупо уставившись в одну точку, а деятельная
Нюся методично наводила порядок. Я полюбопытствовала:
– А что за история с чашкой? Вас тоже расспрашивали о ней?
Из посыпавшихся с разных сторон ответов, я ничего не поняла и стала задавать наводящие вопросы. В результате выяснилось следующее.
Следователь установил, что Павлик ужинал вместе со всеми куриной грудкой, кабачками, протомленными в сметане, греческим салатом с маслинами и вымоченной в молоке брынзой. От десерта - ванильного мусса и винограда - он отказался. Посуду Нюся вымыла сразу после ужина, в самый разгар скандала, учиненного Павликом наверху. Это она зря сделала, но так получилось. Впрочем, совершенно не понятно, как его могли отравить на глазах у всех и как, будучи отравленным, он мог скандалить.
Однако у кузена была смешная привычка вечером допивать по глоточку остатки чая или кофе из нескольких чашек, скопившихся за день в его комнате. Иной раз он уволакивал к себе по пять-шесть чашек и не отдавал, пока не допьет все до последней капли. Зная его привычку, Нюся перед самым сном поднималась к нему с подносом, чтобы собрать и унести пустую посуду.
Так вот, после того, как Павлика с мнимым приступом увезли в больницу, приехала я. Накормив меня, Нюся натурально пошла в комнату кузена за очередной порцией чашек и перемыла разом всю посуду. Зря, конечно, но так получилось. Она тоже имеет право на смешные привычки.
Когда дело было сделано, Нюся заметила, что не хватает одной чашки из бежевого чайного сервиза - той самой, у которой отколота ручка и которую давно пора бы выбросить, да рука (Нюсина) не поднимается.
Она хотела было пройтись по дому и поискать, но почувствовала сильную усталость и слабость. "Ладно", - решила она, - "Утром вымою." А утром пришла милиция.
Стоит ли говорить, что чашку не нашли? Разумеется, она исчезла.
Исчерпав тему до донышка, мы принялись помогать Нюсе с уборкой: Грета схватилась за веник, я - за тряпку, и общими усилиями кухня быстро приобрела благопристойный вид. Потом мы попили пустого чайку.
Нюся схватила авоську и пошла за продуктами, не оскверненными, как она выразилась, лиходеями. Тетя отправилась в спальню, сказав, что ей необходим длительный отдых. Макс и Грета куда-то засобирались.
Причем кузина добрых двадцать минут выбирала шелковый шарфик. Раньше подобного кокетства я за ней не замечала, но то раньше. Пора привыкать к волнительной мысли, что наша Гретка - невеста. С ума сойти.
Наконец, я осталась одна. Самое время перейти к упражнениям следующей ступени, то есть к созерцанию объекта мысли, что для меня представляется самым сложным во всей йоге. То объекты беснуются, то мысль кувыркается - до созерцания ли? Попробую, может, получится на этот раз. Напрягу извилины и поразмыслю, благо есть над чем. То, что Павлик выжил, свидетельствует о неопытности преступника. Что это дает? Правильно, ничего. Но может дать впоследствии... Балда! Забыла спросить у следователя, чем именно его отравили. Полезно было бы знать. Для общего, так сказать, развития. Ясно, что не уксусом. И не крысиной морилкой. Даже мои родственники при всей их безалаберности и непрактичности заподозрили бы неладное, во всяком случае не подумали бы на сердечный приступ.
История с чашкой лично у меня вызывает сомнение, скажу почему. То, что она пропала, указывает на постороннего отравителя, который ушел, прихватив с собой улику, чтобы избавиться от нее подальше от места преступления. Свой бы подсунул Нюсе, чтобы вымыла, - и дело в шляпе. Пусть потом милиция ломает голову, разыскивая концы. Но что за посторонний такой, - спрашиваю я, - который знает о мелких привычках кузена?
И как он, оставшись незамеченным, добрался до комнаты Павлика? Нет, что-то у меня не складывается.
Слушай, неужели я занялась собственным расследованием?! Какая глупость с моей стороны. Нет конечно, ни о каком расследовании не может быть и речи, мне просто интересно покопаться в происшедшем.
Разминка для ума, так сказать, ничего более, честное слово!
Заверещал дверной звонок. Я дернулась к выходу и охнула. Моя нога!
Из-за волнений, связанных с обыском и допросом, я совсем про нее забыла. И она про меня, как видно, тоже. Но пришла пора нам обеим вспомнить.
За ночь нога опухла. Не вся, конечно, до этого дело пока не дошло, опух один сустав, но и этого хватило, чтобы любое движение вывихнутой конечности, даже самое пустяковое и невинное, вызывало острую боль, которая, ввинчиваясь стальным штопором, пронизывала меня от пятки до макушки.
Под настойчивую трель звонка я допрыгала на здоровой ноге до двери и встретила гостя. Это был Андрей собственной - выбритой, тщательно причесанной, разодетой и в меру сбрызнутой одеколоном - персоной.
Мускус и амбра, - потянув носом, определила я. Стойкий запах сильного, уравновешенного, уверенного в себе мужчины. На нем был парадный костюм, ослепительно белая рубашка, белый же галстук-бабочка и начищенные до блеска туфли. Ну и вырядился!
– присвистнула я. Ничего удивительного - жених, ему по статусу положено. Вот женится - влезет в вечные тапочки, весь лоск сойдет, как будто его и не было. Обидно.
А пока взгляд карих глаз, испещренных солнечными крапинами, был чуть насмешлив, чуть надменен, чуть капризен. Бедовый взгляд сердцееда со стажем, который ласкает и манит, манит, манит (рефреном до конца следующей страницы) подавить инстинкт самосохранения, трижды плюнуть через левое плечо на дурацкие условности и - ах!
– сигануть в бездонную пропасть любовного марева.
– Привет!
– лучезарно улыбнулся он, блеснув зубами, одолженными у парня с рекламного плаката стоматологической клиники.
– Привет, - вяло ответила я, застыв, как озябшая цапля, на одной ноге.
Непорядок. Второй раз Андрей воскрешает во мне подзабытое было чувство неполноценности. Второй раз он выглядит так, словно только что из джакузи, а я - словно из общественной парилки. Надо над собой поработать: причесаться и... Что еще?
Ладно, так и быть, причешусь, а там посмотрим, - Грета ушла две минуты назад, так что...
– доложила я и совсем было собралась захлопнуть дверь, но сосед, уловив мое желание избавиться от него как можно скорее, поспешно облокотился на косяк.