Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти!
Шрифт:
«Однако, – размышлял Эплби, – можно посмотреть на это с другой стороны: приглядеться к способу передачи каждого послания». Он набросал список:
а) вручную;
б) с помощью радиограммофона;
в) с помощью диктофона;
г) почтой;
д) телеграммой.
Не являлось ли это тем, что Нейв назвал бы манифестом? Не напоминало ли это действия боксера, который, будучи уверен в своей непобедимости, развлекается, нанося удары то тут, то там? Можно было сказать, что не хватало радио – Черная Рука едва ли мог получить доступ к эфиру – и телефона. И тут Эплби подумал: а что, если кто-то получил по телефону шестое послание, но предпочел о нем промолчать? Или же – что телефонное послание еще впереди.
Выходит, послания преследовали двоякую цель. Они создавали нервозную обстановку и бросали вызов. Посмотрите, как бы говорил Черная Рука, сколькими каналами я могу пользоваться и оставаться в тени. За несколько посланных по почте машинописных строк и впрямь
Он решил сделать эту линию главной. Его помощник сержант Мэйсон, прибывший из Лондона с капитаном Хильферсом вскоре после нападения на Банни, в это время сможет заняться разбором передвижений людей на моменты обоих убийств. Это ключевой момент, к которому Эплби подключится, как только соберет предварительные данные. Тем самым он надеялся сэкономить время, избавившись от пустых разговоров с людьми, которые смогут предъявить четкие алиби.
Первым пунктом касательно посланий, отметил он, являлось то, что из пяти «физически» сохранились только два. Записка, подброшенная в машину Олдирна, письмо, отправленное Ноэлю Гилби, полученная Джервейсом телеграмма – все они были уничтожены. На время получения они рассматривались как глупые анонимные шутки и отправились в мусорные корзины. Диктофонный валик, с которого поразительным образом исчез «Отче наш», был успешно похищен – и это, увы, пришлось признать – из-под самого носа полиции. Оставались лишь две граммофонные пластинки и, возможно, оригинал телеграммы, посланной Джервейсу. Даже если телеграмму продиктовали по телефону на почту в Скамнум-Дуцисе, то есть если не существовало рукописного оригинала, то дата и время передачи должны присутствовать в учетных книгах почты.
Можно также начать с послания Олдирна. Эплби взял Готта, одного из имевшихся свидетелей, и отправился с ним искать другого свидетеля, шофера Олдирна. Тот с мрачным видом мыл машину своего покойного хозяина. Он был растерян, зол и горел желанием помочь.
Послание, как сказал Готт, представляло собой машинописные строки на четвертушке обычной бумаги. Он заметил его, скомканное в шарик, в углу машины через несколько минут после того, как сел в нее, и буквально перед подъездом к Скамнуму. Вильямс, водитель, по приезде посмотревший на часы на приборной доске, чтобы засечь хронометраж поездки, назвал время с точностью до минуты: четыре двадцать две. Значит, около четырех двадцати дня в пятницу послание уже находилось в машине. Каков же нижний временной предел? Когда послания точно не было в машине? Вильямс мог поклясться, что его там не было, когда лорд Олдирн садился в машину во дворе своего лондонского дома. Будь оно там, Вильямс бы его заметил, когда поправлял коврики в два ноль пять. Однако его могли подбросить в пределах следующих пяти минут, когда он занял свое место у руля, и ждали, пока вынесут какой-то чемодан. Мог ли лорд Олдирн сам его заметить, если оно находилось в машине в течение всего пути? Не мог ли он заметить, как его подбрасывали? Нет, ответил Вильямс, его светлость был довольно близорук и часто не замечал куда более объемные предметы, нежели бумажный шарик. Если бы они не подвезли мистера Готта, шофер, разумеется, сам бы рано или поздно обнаружил его. Возможно, тогда, когда передавал машину слугам. И разумеется, он бы передал послание его светлости, поскольку не решился бы уничтожить то, что могло представлять ценность. Когда служишь у лорд-канцлера… Да-да, конечно, сказал Эплби и перешел к следующему пункту. После выезда из города какие возможности могли существовать для подбрасывания послания? Вильямс в нерешительности задумался. Вероятно, в любом месте до выезда из Лондона, когда ехали медленно или стояли в пробке. Но как кто-то мог знать, где именно. Могли подбросить из другой машины, если хорошенько изловчиться. Но как только они выехали из Лондона, шофер сомневался, возможно ли это было вообще.
– А когда вы прибыли в Скамнум?
– Ну, по дорожке я ехал очень медленно, как это известно мистеру Готту. Джентльмены, разводящие оленей, иногда очень нервничают, когда быстро ездят по паркам.
– Понимаю. А на дорожке вы никого не встретили?
– Макдональда, старшего садовника, – вступил в разговор Готт. – Я помню, что когда мы проезжали, он поприветствовал нас.
– Макдональда? – Эплби хотел было упомянуть странное поведение Макдональда, о котором доложил Трампет, но не стал этого делать в присутствии шофера. – Джайлз, вы бы заметили, как кто-нибудь подбросил послание, пока вы находились в машине?
– Возможно. Но точно сказать не могу, – осторожно ответил Готт. Потом ему в голову пришла интересная мысль. – Вы въехали через южную сторожку? – спросил он Вильямса.
– Да, сэр.
– Вот тут-то и кроется возможность. – Готт повернулся к Эплби: – Там две одинаковые будки, соединенные декоративным стеновым мостиком, под которым и проезжают. Любой может забраться по внешней лестнице наверх, откуда все видно.
– Там
Вот и все, что удалось выяснить. С двух ноль пяти до двух десяти в городе – подходящее время. С двух десяти до четырех десяти в дороге – время вероятное, но вряд ли возможное. Четыре десять у южной сторожки – снова подходящее время. Подозреваемого нужно проверять по этим временным интервалам. Вернувшись в дом, Эплби попытался зайти с другого конца. Готт не запомнил ничего особенного касательно текста послания – скажем, признака того, что текст взяли из какого-то конкретного издания? Готт улыбнулся проницательно заданному вопросу, но ничего подобного не припомнил. Послание было написано по правилам современной орфографии, по которой, к великому сожалению, выпускается большинство изданий Шекспира. Его могли взять, скажем, из стандартного кембриджского собрания сочинений, которое стояло в каждом пятом английском доме.
Вот и все. Зафиксировали вероятное время, и все же Эплби казалось, что в целом здесь счет был в пользу Черной Руки. Существовали возможности в Лондоне и у Скамнума – и все на руку неизвестному.
Затем письмо Ноэля. Не было ни необходимости, ни возможности тратить на него время, поскольку нельзя было поделать ровным счетом ничего. Письмо отправили из Уэст-Энда в пятницу утром – Ноэль это запомнил. Но письмо можно бросить в ящик где угодно, на это не требуется особой изобретательности. Эта ветвь оказалась тупиковой.
Эплби занялся граммофонными пластинками и возможностями доступа к радиограммофону примерно в два тридцать предыдущей ночью. Если пластинки были новыми, то существовала возможность получить информацию на их основе. Ни колокольный перезвон, ни избранное из «Макбета» в исполнении Клэя не пользовались особой популярностью, так что архивы фирмы-производителя могли указать, к каким розничным продавцам можно обратиться с вопросами. Эплби распорядился принести пластинки. Это оказались сильно поцарапанные и старые диски. Если Черная Рука купил их новыми, то покупка состоялась так давно, что проследить ее не представлялось возможным. Если же он купил их недавно и подержанными, то для отслеживания понадобились бы титанические усилия с очень малыми шансами на успех. Тем не менее Эплби тотчас же связался с Лондоном. Затем он занялся вопросом доступа к проигрывателю, но не достиг никаких результатов. Он стоял у входа в малую гостиную рядом со служебной дверью. Любой мог посреди ночи спуститься вниз, включить аппарат, проскользнуть в дверь и по одной из служебных лестниц вернуться в коридор наверху. Скамнум словно был создан для подобных трюков. И в тревожном замешательстве, вызванном колокольным звоном, никто не удосужился обратить внимание на чьи-то подозрительные передвижения. Из всего этого следовал только один вывод: Черная Рука довольно неплохо ориентировался в доме, что само по себе ничего не значило. Пока что, подумал Эплби, противник побеждает на всех направлениях.
Следующие задачи состояли в том, чтобы разобраться в приборе Банни и в том, кто мог тайком получить к нему доступ в субботу утром до завтрака. Ключевой свидетель ничем помочь не мог: пройдет еще какое-то время, прежде чем Банни снова сможет говорить. Однако следовало тщательно проанализировать ключевые факты. Банни приехал в пятницу после обеда и, не теряя время, привел свой аппарат в действие, в чем Готт убедился на террасе незадолго до ужина. Если отбросить непонятные фонетические тонкости, аппарат не представлял собой ничего особенного, разве что блоки записи и воспроизведения умещались в необычно компактном корпусе. Но Банни, очень гордившийся своим прибором, совал его под нос всем и каждому. В пятницу поздно вечером он демонстрировал его всем пришедшим в библиотеку. Там же почти в полночь Бэгот с некоторой неохотой прочел «Отче наш». И именно в библиотеке аппарат оставили до утра. Черной Руке оставалось лишь зайти туда. Легче от этого не стало, подумал Эплби и решил воспользоваться своим последним шансом.
Отслеживание телеграммы Джервейса оказалось более продуктивным. Это послание отправили раньше всех, и получено оно было в палате общин в понедельник днем – за неделю до постановки. Пункт отправки – Скамнум-Дуцис. Иными словами, телеграмму послали из деревушки в километре с небольшим от Скамнум-Корта, и послали за несколько дней до того, как съехалась большая часть гостей. Эплби сомневался, что ее обязательно продиктовали по телефону. Можно начитать телеграмму только из специально оборудованных телефонных будок. Он выяснил, что такая будка находилась в нескольких километрах по Хортон-роуд. Но оттуда, как оказалось, попадаешь на почту не в Скамнум-Дуцис, а в Кингс-Хортон. Также представлялось вероятным, что телеграмму тайно передали по телефону из самого Скамнума. Это зависело от возможностей тамошнего коммутатора, и какое-то мгновение Эплби колебался, стоит ли снова беседовать с в высшей степени эксцентричным, но, тем не менее, компетентным мистером Раутом. И тут он подумал, что в любом случае придется наведаться в местное почтовое отделение. К тому же получасовая прогулка туда и обратно освежит после бессонной ночи. Так что он разузнал дорогу и быстро зашагал через парк, то и дело встречая своих местных помощников. Он убрал людей с террас, но все же хотел быть уверен, что никто не уедет из Скамнума, должным образом не попрощавшись с хозяевами дома.