Смерть в экстазе. Убийство в стиле винтаж (сборник)
Шрифт:
Высокий мужчина поморщился. Хэмблдон употребил выражение, которое он не выносил.
– Не поймите меня неправильно, – серьезно продолжал актер. – Алф – хороший парень. Он прекрасно разбирается в делах. Но… Скажем так – романтизма в нем немного. Он живет только бизнесом. Организовали дело двое – Алф и Джордж Мэйсон. Я работаю в «ИП» уже двенадцать лет. Играл в восьми пьесах, и почти всегда в паре с Каролин.
У Хэмблдона была актерская привычка придавать каждой своей фразе драматический характер. Он говорил красивым, хорошо поставленным голосом, в котором звучали романтические
– Она чудесный человек, – добавил он.
«И из этого следует, – заключил его собеседник, – что он в нее влюблен».
Он вспомнил свое долгое морское путешествие с Каролин Дэйкрес в роли признанной звезды, но, слава богу, не «великой актрисы». Она и ее бледный, пухлый, незаметный, малоинтересный муж всегда сидели на палубе вдвоем: он с портативной пишущей машинкой, а она – с открытой книгой. Очень часто рядом с ней оказывался Хэмблдон, тоже с книгой. Оба никогда не участвовали в ночных покерных баталиях, которые устраивали Кортни Бродхед, Ливерсидж и Валери Гэйнс. Вспомнив об этих людях, он обернулся. Бродхед по-прежнему сидел с открытыми глазами, глядел в темное окно. Словно почувствовав на себе взгляд, Бродхед дернул головой, резко встал и зашагал через весь вагон. И, проходя мимо них, обронил:
– Пойду в тамбур. Подышу свежим воздухом.
– Вот у кого ветер в голове, – заметил Хэмблдон, когда за ним закрылась дверь. – Прожигает деньги почем зря. Хотя с его гонораром особо не пофорсишь.
Они посмотрели на стеклянную дверь, за которой темнела спина Бродхеда.
– Я беспокоюсь об этом пареньке, – продолжал Хэмблдон. – Конечно, это не мое дело, но я не могу спокойно смотреть, как он катится вниз.
– Игра идет по-крупному?
– Я видел пачку пятифунтовых банкнот. Заглянул как-то в курилку перед сном. Ливерсидж выиграл все. Кортни весь побледнел. В начале поездки я пытался его урезонить, но потом он связался с этой парочкой – щенком и его хозяином.
– Вы о Уэстоне и Палмере?
– Да. Они тоже в поезде. Боюсь, малец теперь от нас не отвяжется.
– Заядлый театрал?
– Про таких говорят «фанат». Вертится вокруг Каролин. Думаю, вы заметили. Она говорила мне, что его отец – сэр Какой-то-там Палмер, богач, – отправил его в Новую Зеландию вместе с Уэстоном, чтобы научить уму разуму. Уэстон – его кузен. Я слышал, парня с треском выгнали из частной школы. Дорожные сплетни.
– Странно, – заметил высокий мужчина, – что некоторые англичане до сих пор считают доминионы чем-то средним между мусорной корзиной и чистилищем.
– Вы сами не из колоний, верно?
– Да, но я не имею таких предубеждений. Кажется, мы останавливаемся.
Где-то вдалеке просвистел гудок, потом дружно захлопали двери, и мужской голос выкрикнул что-то неразборчивое. Постепенно звуки приближались и становились громче. Наконец дверь в их вагон распахнулась, и появился проводник.
– Станция Охакун, стоянка пять минут, предлагаются легкие напитки, – объявил он и проследовал дальше.
Бродхед отступил в сторону, чтобы дать ему пойти.
– Легкие напитки! – воскликнул Хэмблдон. – Что они имеют в виду?
– Не знаю. Скорее всего, кофе. А может, просто глоток свежего воздуха.
– Наверное, вы правы. Как, он сказал, называется станция?
– Я не разобрал. Похоже на какой-то стих или заклинание.
– О-ха-кун, – неожиданно подала голос Сьюзен Макс.
– А, Сьюзи, вы уже проснулись? – спросил Хэмблдон.
– Я вовсе не спала, дорогуша, – возразила Сьюзен. – Трудно назвать это настоящим сном.
– Надо же, я успел забыть, что вы австралийка.
– Я не австралийка. Я родилась в Новой Зеландии. До Австралии четыре дня пути от…
– Знаю, знаю, – перебил Хэмблдон, подмигнув высокому мужчине.
– Как вы можете такое говорить, – возмущенно продолжала мисс Макс. – Мы не любим, когда нас называют австралийцами. Хотя я ничего не имею против оззи. Они мне просто безразличны.
За окнами проплыла цепочка желтых фонарей. Поезд остановился и испустил глубокий вздох. В вагоне послышались возня и зевки пассажиров.
– Будь проклят тот день, когда моя матушка встретилась с моим отцом, – пробурчал комик.
– Пойдемте на улицу, – предложил Хэмблдон высокому мужчине.
Они направились к двери. Бродхед все еще стоял в тесном тамбуре. Он поднял воротник и надвинул на глаза шляпу. Вид у него был угрюмый и подавленный. Двое мужчин спустились на платформу. После духоты в вагоне ночной воздух казался кристально-чистым. В нем чувствовалось что-то острое и бодрящее.
– Пахнет как в цветочном магазине, – заметил Хэмблдон. – Мхом, влажной землей и еще чем-то терпким. Наверное, мы высоко над уровнем моря?
– Похоже на то. Это напоминает горный воздух.
– Как насчет кофе?
Они взяли в буфете две дымящиеся чашки и понесли их на платформу.
– Хейли! Хейли!
В одном из спальных купе открылось окно, и в нем появилась женская голова.
– Каролин! – Хэмблдон быстро подошел к окну. – Вы не спите? Уже половина третьего.
Тусклый свет, падавший от уличного фонаря на женщину, подчеркивал темные пятна под ее скулами и глубокие впадины глазниц. Высокий мужчина никогда не мог понять, нравится ли ему лицо Каролин Дэйкрес. Какое оно – красивое? Или увядшее? И действительно ли она так умна, как обещает ее внешность? Вглядываясь в ее черты, он заметил, что актриса чем-то взволнована. Она заговорила быстро и вполголоса. Хэмблдон бросил на нее удивленный взгляд и что-то ответил. Оба оглянулись на высокого мужчину. Женщина, похоже, колебалась.
– Осторожно, поезд сейчас тронется.
Прозвенел звонок. Высокий мужчина поднялся на площадку своего вагона, где Кортни Бродхед все еще стоял у перил, съежившись в своем пальто. По составу пробежал металлический лязг отправляющегося поезда. Хэмблдон, не выпуская из рук горячую чашку, поспешил войти в тамбур. Станция стала медленно уплывать в ночную тьму. Кортни Бродхед, покосившись на высокого мужчину, что-то пробурчал себе под нос и вернулся в вагон. Высокий мужчина остался снаружи. Корпус соседнего вагона покачивался и ходил из стороны в сторону, железный стык между площадками дергался взад и вперед. Вскоре из спального вагона появился Хэмблдон и, хватаясь за железные перила, перебрался на его сторону. Когда они оказались рядом, он прокричал: