Смерть в кредит (другая редакция)
Шрифт:
Один из этих небольших опусов стал с самого начала источником сильнейших споров и даже нескольких скандалов! И совсем не по его вине! Всем известно, что виноваты были какие-то подозрительные проходимцы, которые извратили его мысли с целью наживы! Ему это было совсем не свойственно! Чего стоит одно название:
«Автомобиль за 322 франка 25. Руководство к сборке. Сделай сам: четыре места, два откидных сиденья, ивовый кузов, 22 км в час, 7 скоростей и 2 задних хода». Из отдельных деталей! Купленных, где угодно! подобранных по вкусу клиента! в зависимости от его наклонностей! в соответствии с модой и сезоном! Это небольшое исследование произвело фурор… между 1902 и 1905 годами… Этот учебник содержал не только планы, но еще и все чертежи с точностью до двух тысячных миллиметра! Фотографии, справки, сечения… все было безукоризненно и выверено.
Главное было, не теряя ни секунды, противостоять нарождающейся опасности «серийного производства». Де Перейр, несмотря на его культ прогресса, всегда чувствовал отвращение к стандартной продукции… Он с самого начала объявил себя
Во время этой битвы за самодельный автомобиль Куртиаль уже почти прославился в среде новаторов, благодаря своим оригинальным и крайне смелым исследованиям «Многоцелевого шале», гибкого, растяжимого жилища, пригодного для любых семей! и любого климата!.. «Дом для себя», полностью разборный, надувной (конечно же, транспортабельный), который, по желанию, можно мгновенно уменьшить на одну или две комнаты в зависимости от потребностей, детей, гостей, отпусков, в зависимости от любых желаний и вкусов каждого… «Старый дом – это тот, что больше не меняется!.. Купите новый! Сделайте его гибким! Не стройте! Собирайте! Строительство – это смерть! Строят лишь могилы! Купите живой дом! „Многоцелевое шале“ меняется вместе с жизнью!..»
Таковы были тон и манера манифеста, составленного полностью им самим накануне Выставки «Архитектура будущего» в июле месяце 98-го в Галерее Машин. Его опус о домашней конструкции моментально вызвал необыкновенное волнение среди будущих пенсионеров, отцов семейств с мизерным доходом, молодоженов без крова и колониальных чиновников. Его замучили просьбами со всех концов Франции, из-за границы и из доминионов… Само его шале, поставленное стоймя, с подвижной крышей, 2492 гвоздями, тремя дверями, 24 пролетами, пятью окнами, 42 шарнирами, деревянными или тканевыми перегородками, в зависимости от времени года, заняло первое место «вне классификации»… непревзойденное… Оно возводилось в нужных размерах с помощью двух человек на любом участке за 17 минут и четыре секунды!.. Усталость не имела особого значения… время возведения было неограниченным!.. Только чрезмерная прочность не допускалась! Нужно было, чтобы дом играл, шевелился, как настоящий организм! волновался! даже сгибался под порывами ветра! урагана, бури, под напором грозы! Как только он начинал сопротивляться – о, безмерная глупость! – естественным следствием являлось разрушение!.. Чего еще можно было ожидать от конструкции? массивной? гальванической? сцементированной? Чтобы она противостояла стихиям? Да никогда! Она с неизбежностью рано или поздно будет полностью сметена и уничтожена… Чтобы в этом убедиться, достаточно пройтись по одной из наших прекрасных и плодородных деревень! Разве наша чудесная земля с севера до юга не усыпана мрачными руинами? Некогда величественные здания! Гордые замки! украшение наших нив, что с вами стало? Пыль!»
«Но „многоцелевое шале“ упруго! оно приспосабливается, растягивается и съеживается по необходимости, по закону живых сил природы!..» «Оно гнется, но не ломается».
В тот день, когда возводился его стенд, после проезда президента Феликса Фора, многочисленных речей и комплиментов, толпа смела все преграды и охрану! Обезумев, она ворвалась в стены «шале», и чудо в ту же секунду было разодрано, разорвано на куски, полностью проглочено! Свалка была такой всепоглощающей, такой ненасытной, что буквально растворила материю!.. Уникальный экземпляр даже не был разрушен, в обычном смысле этого слова, он был просто всосан, поглощен, сожран прямо на месте… К вечеру закрытия от него не осталось и следа: ни крошки, ни гвоздя, ни нитки… Удивительное сооружение рассосалось, как ложный фурункул! Куртиаль, рассказывая об этом, не мог сдержать печали и через пятнадцать лет…
«Я бы мог этим всерьез заняться… Это была та область, я думаю, в которой, скажу без хвастовства, я понимал лучше всего. Я мог, не опасаясь никаких проверок, составить с точностью „до сантима“ смету монтажа на участке… Но другие проекты, более грандиозные, завладели мною… Я так и не нашел времени, чтобы возобновить расчеты по „индексу сопротивления“… Но, в общем, несмотря на конечный разговор, можно считать мою демонстрацию состоявшейся!.. Моя смелость позволила некоторым школам и молодым энтузиастам заявить о себе!.. неожиданно раскрыться! и таким образом найти свое призвание… В этом, несомненно, была моя заслуга! У меня и не было других целей! Кроме Признания! Я ничего больше не просил, Фердинанд! Ничего больше так страстно не желал! Ничего никогда не требовал от Властей! Я вернулся к моим исследованиям… Без интриг! Без уловок! Так слушай… прошло несколько месяцев… И угадай-ка, что я получил? Почти одно за другим? С одной стороны, „Нишам“ [107] , и почти восемь дней спустя – „Академические Пальмы“ [108] … Я действительно был оскорблен! За кого они меня принимают? Почему не табачный киоск? Я хотел отослать все эти подделки Министру! Я хотел предупредить Фламмариона! „Не принимайте это близко к сердцу! Ничего! Берите! Берите! – ответил он. – У меня они тоже есть!“ Тут я смирился! Но все же они меня просто грязно подкупили!.. Гнусные сволочи! Мои планы были распроданы по бросовым ценам, списаны, позаимствованы, ты слышишь, при помощи тысяч гнусных уловок! И совершенно бездарно… Официальными архитекторами… напыщенными, наглыми и бесстыдными, как я написал о них Фламмариону… Чтобы возместить мне убытки в этой игре, они должны были дать мне, по крайней мере, орденскую ленту!.. В этой игре самолюбий, я хотел сказать!.. Ты понимаешь меня, Фердинанд! Он полностью был согласен со мной, но он посоветовал мне держаться тихо, не ввязываться в новые скандалы… ему это было бы просто неприятно… Я должен был потерпеть еще немного… момент был не самый подходящий… В общем, я был его учеником… я не должен этого забывать… Ах! Я ни о чем не жалею, можешь мне поверить! Правда, некоторые детали меня еще печалят! Но это все! Абсолютно!.. Грустный урок… И ничего больше… Я иногда размышляю об этом, время от времени…»
107
«Нишам» – имеется в виду «Нишам-Ифтикар», турецкая награда, учрежденная в 1831 г. Махмудом II.
108
«Академические Пальмы» – знак отличия, присуждаемый членам Французской Академии.
Я знал, в какие моменты на него нападала тоска по архитектуре, это обычно бывало за городом… Во время подъема, когда он задирал ногу, чтобы лезть в гондолу… Его внезапно охватывали воспоминания… Возможно, в это мгновение он слегка дрейфил, и это заставляло его разговаривать… Он смотрел вдаль на пейзаж… В большом пригороде, особенно перед земельными участками, хижинами и шалашами из досок, он смягчался… Приходил в волнение… Хибарки, самые несуразные, кособокие, потрескавшиеся, кривые, тонущие в грязи, гнездились в отбросах по краю поля за дорогой… «Ты видишь все это, Фердинанд? – изрекал он. – Ты видишь всю эту мерзость?» Он делал широкий жест… Как бы обнимая горизонт… И все ветхие нагромождения, церковь, курятники, места для стирки белья и школы… Все сломанные халупы, старые, серые, лиловые, цвета резеды… Все кучи строительного мусора…
– Хорошо, а? Правда же, мерзость?.. Да, здесь есть и моя вина! Это я! Это я отвечаю за все! Ты можешь сказать это мне, Фердинанд! Ты слышишь меня? Мне!
– А! – говорил я, как бы недоумевая… Я знал, что это был его коронный номер… Он садился верхом на борт… И запрыгивал в ивовую корзину… Если ветер дул не слишком сильно… он оставался в своей панаме… Он предпочитал надевать ее… он завязывал ее широкой лентой под подбородком… Зато я надевал его фуражку… «Отдать концы!» Сначала мы сдвигались на миллиметр, сперва очень тихо… а потом немного быстрее… Нужно было приложить усилия, чтобы пройти над крышей… Он никогда не сбрасывал песок… Однако подниматься все-таки было нужно… Мы никогда не надували шар до отказа… Стеклянный баллон с воздухом стоил 13 франков…
* * *
Через некоторое время после происшествия с «Шале для себя», уничтоженного безумной толпой, Куртиаль де Перейр решил резко переменить всю свою тактику… «Самое главное – фонды…» – говорил он!.. Такова была его новая максима: «Поменьше риска! Главное – уверенность!..» Он составил программу действий, полностью исходя из этих предпосылок, «Фундаментальные реформы!..» Все абсолютно разумные и необходимые…
Речь шла о том, чтобы улучшить, в первую очередь и во что бы то ни стало, положение изобретателей… О! Он исходил из того, что в мире исследований всегда было достаточно идей! Их всегда было даже слишком много! Капитал же, напротив, их всегда избегал! Трусливый! крайне осторожный!.. Все беды проистекали из недостатка фондов… невнимания к наличности… крайне редких кредитов!.. Но все это легко уладить!.. Достаточно вмешаться и изменить сложившееся положение дел какой-нибудь сказочной инициативой… немедленное основание в самой Галерее Монпасье, за теннисным залом, между ванной и коридором «Уголка вкладчика»… Маленький, очень специфический уголок, меблированный крайне просто: шкаф, этажерка, два стула и, дабы возвышаться над буднями, очень красивый бюст де Лессе на средней полке, и папки, бесчисленные папки…
В соответствии с новым уставом любой изобретатель за 52 франка (сумма, внесенная авансом) имел право опубликовать в нашей газете три своих проекта, абсолютно «ad libitum», даже самого неслыханного вздора, самого головокружительного бреда и самой нелепой лжи… Все это, так или иначе, заполняло целых две колонки в «Самородке», плюс две минуты консультативной беседы с Директором Куртиалем… Наконец, чтобы сделать номер еще более заманчивым, – олеографический диплом, предназначенный для «члена-депозитора Исследовательского Центра «Эврика» по финансированию, изучению, рассмотрению и оценке самых полезных и прогрессивных открытий в науках и Промышленности!..»
Это был самый удобный способ раскрутить кого-нибудь на пятьдесят монет!.. Дела всегда шли туго… Как ни бодрись… ни разглагольствуй… Даже самые ненормальные начинали волноваться и старались увильнуть, когда речь заходила о деньгах… Даже будучи в абсолютно невменяемом состоянии, они чувствовали, что их надирают… И их денежки уплывают навсегда… «Содержимое досье» – так условно назывался наш трюк…
С тех пор Куртиаль брал на себя, в соответствии с договором, все основные мелкие и крупные мероприятия, походы, встречи… аргументацию… собрания… предварительные дискуссии и делал все, что было нужно, чтобы привлечь, задобрить, убедить, воодушевить или успокоить консорциум… Все это, естественно, в установленное время!.. Всерьез!.. Безо всякой спешки!.. Суеты!.. Грубости!.. Всего этого мы старались избегать… Резкость все портит! Чрезмерная торопливость опрокидывает все планы!.. Самые успешные предприятия созревают очень медленно!.. Мы решительно выступали против и усиленно боролись с любыми проявлениями разрушительного волюнтаризма или истерии!.. «Вкладчик – это настоящая птица, когда надо улететь, но черепаха, когда дело касается денег».