Смерть в Лиссабоне
Шрифт:
— Когда это было?
— В войну, — сказала она, прихлебывая виски. — Но к тысяча девятьсот сорок шестому году директоров осталось двое: Жоакин Абрантеш и Клаус Фельзен с долями акций соответственно в пятьдесят один и сорок девять процентов.
— Я считал, что все германские активы в Португалии после войны были конфискованы.
— Правильно. Но Жоакин Абрантеш являлся владельцем, и банк считался португальским, — сказала она. — И еще одна интересная деталь: я ознакомилась с архивом одного
— Клауса Фельзена.
— Через него шел экспорт вольфрама.
— И ты, стало быть, считаешь, что вот-вот получишь в руки доказательства, — сказал я. — А что сталось с этим Клаусом Фельзеном после войны?
— Он значится во всех уставных документах вплоть до тысяча девятьсот шестьдесят второго года, когда имя его оттуда исчезло. Я спросила отца, знакомо ли ему это имя. Он ответил, что с ним был связан один скандал, разразившийся в деловых кругах Лиссабона. Под Рождество тысяча девятьсот шестьдесят первого года Клаус Фельзен застрелил у себя дома немецкого туриста, после чего отбыл двадцатилетний срок за убийство в тюрьме Кашиаш.
— Интересно.
— А знаешь, кто был юристом компании?
— Думаю, что знаю, — сказал я. — Доктор Акилину Оливейра.
— Он переписал устав банка, исключив оттуда нашего друга Клауса Фельзена.
— И долго он оставался их юристом?
— До тысяча девятьсот восемьдесят третьего года.
— А потом что?
— Потом он перестал им быть. Должности не вечны, а к тому же это может быть как-то связано с тем, что Педру Абрантеш, унаследовавший банк после отца, погиб в автокатастрофе.
— Это помню даже я. Этих детей…
— И новым директором и главным акционером банка стал Мигел да Кошта Родригеш. После чего все поменялось. В том числе и юристы.
— Это, конечно, существенно, но все же я не могу нащупать тут связь и найти мотив убийства Катарины. Не понимаю, каким образом…
— Ты хочешь допросить Мигела да Кошта Родригеша?
— Я хочу оглушить его стремительным ударом, так, чтобы он не успел спрятаться за спинами своих влиятельных друзей и явился бы в полицию на допрос под магнитофонную запись.
— В таком случае тебе придется заручиться и общественным мнением.
— Через средства массовой информации, — сказал я. — Но увлекательной истории для прессы у меня не имеется. Видела бы ты этого Жорже Рапозу, бывшего агента МПЗГ! Второго такого ничтожества во всем Лиссабоне не сыщешь.
— Ну а как насчет Клауса Фельзена?
— Так ему, должно быть, лет сто, если не больше.
— Восемьдесят восемь, если быть точным.
— Он доступен?
— В уставных документах компании был указан его адрес. И я перво-наперво сделала простейшую вещь — заглянула в телефонный справочник и удостоверилась, что он до сих пор проживает по этому адресу: вилла «На краю света», Азола. И видишь этот листочек на тумбочке? Это его телефон.
— И ты ему позвонила?
— Я чувствовала, что еще не сформулировала вопросы, которые хочу ему задать, и решила еще поработать, прежде чем затевать с ним разговор.
— Ну а теперь?
— Думаю, нам обоим стоит выслушать его.
— Теперь понятно.
— Что именно?
— Что это и должно стать сенсацией, которая и обеспечит успех журналу.
— Может быть.
— Нет, нет и нет.
— Почему же «нет»?
— Ты говорила… дай-ка вспомню точно, как ты выразилась: никаких спущенных штанов в твоем журнале. Ведь так ты говорила, да?
— Спущенные штаны — это будет по твоей части, а моей сенсацией станет доказательство, что крупнейший международный банк Португалии был основан на деньги, награбленные нацистами. Давай работай, а формулировками займемся потом.
— Думаешь, Клаус Фельзен так тебе все и выложит с первой встречи?
— Проверим сначала, жив ли он, — сказала она, кивнув в сторону листочка бумаги на тумбочке.
Я взял телефон и набрал номер. Ответил по-немецки женский голос. Я попросил Клауса Фельзена.
— Он спит, — ответила женщина.
— В какое время ему было бы удобно со мной поговорить?
— На какую тему?
— По поводу «Банку де Осеану и Роша».
Молчание.
— Представьтесь, пожалуйста.
— Я следователь. Работаю в Лиссабонской уголовной полиции. Веду дело об убийстве молодой девушки. Думаю, что сеньор Фельзен может помочь нам в расследовании.
— Я поговорю с ним. Но, видите ли, у него нет четкого распорядка дня — иногда он просыпается глубокой ночью, а иногда, наоборот, спит чуть ли не весь день. Если он согласится на встречу с вами, вам придется прийти, когда я вам назначу.
Я дал ей номер телефона Луизы и положил трубку. И стал голым шагать взад-вперед по комнате, покусывая большой палец. Луиза курила, пуская дым в потолок. Я позвонил Оливии и предупредил, что буду поздно, а может, вообще не приду ночевать, так что лучше будет, если она поужинает у моей сестры.
— Не волнуйся обо мне, — сказала она.
— Ты что, в машине? — спросил я, так как разговор прерывали помехи.
— Я с Софией и ее мамой. Мы едем в Кашкайш. Они пригласили меня поужинать там в ресторане и остаться у них на ночь. Хорошо?
— Нет.
— Что? Я плохо тебя слышу.
— Нет, это было бы вовсе не хорошо, — сказал я.
— Да почему… не могу… пожалуйста… чертов мобильник… делать…
— Я хочу, чтобы ты вернулась домой.