Смерть в Лиссабоне
Шрифт:
— Я не хочу покидать Берлин. У меня здесь предприятие.
— По крайней мере, причина не в девушке.
— Я произвожу качественную продукцию и уже предъявлял отзывы о ней.
— Не увиливайте. Что, кроме собственного предприятия, может удерживать в Берлине простого швабца вроде вас? Это же не Париж, не Рим. Не такой это город, чтобы влюбиться в него. И это не родной мой Нюрнберг. А эти берлинцы? Они, кажется, всерьез считают себя пупом земли.
— Наверно, я ценю их юмор.
— Да, в Швабии с этим у вас было негусто.
—
— Задавлен свиньей. Каково?
Фельзен молчал.
— Думаете, я не знаю о вашем отце?
— Ну, это пример швабского юмора.
Лерер склонился над столом. Он раскраснелся от выпитого. От него пахло табаком и вином.
— Это задание — ваш шанс… отличный шанс. Вы еще будете мне благодарны за него. Уверен, что будете благодарны.
— В таком случае почему бы вам не рассказать мне, в чем оно заключается?
— Пока рано. Завтра вы явитесь в Лихтерфельде. Я приму от вас присягу.
— Присягу СС?
— Конечно, — сказал Лерер. Потом, заметив, как вытянулось лицо Фельзена, добавил: — Вы отправитесь не на Восток, на Запад.
Они вновь медленно ехали сквозь снегопад, направляясь к северу в сторону Берлина. Знакомым запахом был, как оказалось, запах казарм в Лихтерфельде. Несколько раз на поворотах Фельзен мог различить машину впереди, а в ней офицеров, тискающих девушку. Лерер молчал. У самого Берлина передняя машина свернула к Тиргартену и Моабиту. Лерер велел шоферу сделать небольшой крюк, проехавшись по городу. Фельзен глядел в окно на черневшие в темноте парки, погруженные во мрак дома, безмолвный автовокзал.
— Таково уж свойство войны, — помолчав, заговорил Лерер. — На ней много происходит такого, о чем в мирное время даже помыслить невозможно. В этом смысле война очень увлекательна. Вот, скажем, ты управляешь заводом, зарабатывая столько, сколько даже не снилось простому швабскому крестьянину. Ты пляшешь с девушками в «Золотой подкове», смотришь представления во «Фраските», разгуливаешь по Куфу с денежными тузами. А через секунду…
— Ты уже на Принц-Альбрехтштрассе.
— Новый порядок должен себя защищать. На страх врагам.
— А еще через секунду… И так далее.
— Надо мыслить глобально. Германия — это теперь не просто Германия. Она распространила свою власть на всю Европу, стала мировой державой. И в политике, и в экономике. Отбросьте ваши узколобые представления.
— У меня взгляды крестьянина. Делать деньги полезно.
— Согласен, но надо иметь в виду и перспективу. Рейхсфюрер Гиммлер желает усиления влияния СС и в сфере экономики. Надо это учитывать.
Наконец машина выехала на Нюрнбергер-штрассе и остановилась возле дома Фельзена. Он вылез, поднялся к себе на этаж и обнаружил, что входную дверь починили. Вошел, закурил папиросу. Потом, заглянув за темную штору в окно, увидел, что машина ушла.
Курфюрстендамм была в двух шагах. Он пошел пешком. На улице было пусто. Резко похолодало.
Фельзен подошел к дому Эвы сбоку, со стороны узкого проулка. Прошел в ворота. Кучи земли и мусора прикрыл снежный ковер.
Дверь была заперта. Побарабанив в нее, он отступил и влез на одну из мусорных куч, чтобы посмотреть, не горит ли свет где-нибудь в окне. Потом громко позвал Эву. Через несколько секунд открылось какое-то окно и ему посоветовали не орать, а лучше проспаться.
Он побрел обратно домой. Там, полежав в ванной, наконец лег в постель. Было уже половина третьего. «Позвоню ей утром», — решил он, и провалился в глубокий сон. Но за ночь он просыпался четыре раза, каждый раз в страхе и словно от удара. В носу стоял какой-то мерзкий запах, а перед глазами будто кадры из дурного сна — белое поле и дорога, длящаяся без конца. Ему пришлось зажечь лампу и спать уже при свете.
3
26 февраля 1941 года, казармы СС, Унтер-ден-Айхен.
Берлин, Лихтерфельде.
Фельзен сидел в вычищенном до блеска коридоре возле кабинета Лерера и глядел, как двое солдат в гимнастерках подметали пол. Дважды за последние пятнадцать минут к ним подходил сержант, давал им пинок в зад и салютовал Фельзену, чувствовавшему себя весьма неловко в мундире гауптштурмфюрера СС.
Вышедший из кабинета Лерера адъютант сделал ему знак войти. Войдя, фельзен отсалютовал группенфюреру, и тот кивком указал ему на кресло с высокой спинкой, стоявшее по другую сторону стола. Фельзен вытащил портсигар, но Лерер напомнил ему, что курить в присутствии старшего по званию можно только с его разрешения.
— Вы привыкнете, — обронил Лерер. — Вам это даже понравится.
— Не вижу, каким образом.
— Самое тяжелое, — сказал Лерер уверенно, — я имею в виду тяжесть настоящую, которая постоянно грузом лежит на плечах, в частности на моих, — это ответственность. А с вашим заданием моя ответственность еще увеличивается. Вы же, напротив, имеете то преимущество, что избавлены от этого ярма.
— Повинуясь лишь приказам.
— Вы увидите, что свободны в своих действиях более, нежели другие.
— Но, став полноправным членом СС, я…
— Оформление ваше займет месяц, за который вы не получите жалованья, но сможете обратиться за не облагаемой налогом ссудой в…
— Отсутствие жалованья меня не смущает. За что именно мне будут платить? Не мог бы я узнать это уже сейчас?
— Я и не собирался скрывать это от вас, гауптштурмфюрер Фельзен. Я просто хотел раскрыть перед вами практическую сторону того, о чем говорил… и что упоминал по дороге в машине.
— Насчет экономического влияния СС в новом германском государстве, распространившемся от скандинавского Нордкапа до Пиренеев и от оконечности Брестского полуострова до Люблина.