Смерть в ночном эфире
Шрифт:
– Ладно, не страшно, – ответил Гэвин, но он не был искренним. Ему ужасно не понравилось, что его заставили почувствовать себя виноватым, хотя за ним не было никакой вины. – Я надеюсь, вы найдете того, кто сделал это с Джейни. Мне следовало с самого начала сказать вам, что мы были вместе в ее машине. Но я боялся, что вы подумаете… в общем, того, что вы подумаете. Наверное, она встретилась с тем, кто ее убил, после того как избавилась от меня.
– Видимо, так и было. Ты уверен, что Джейни не упоминала, с кем должна встретиться позже? Может быть, имя? Или род занятий?
– Нет,
– Ну, хорошо, спасибо. Я ценю твою помощь.
Отец подтолкнул Гэвина к лифту, и они вошли в кабину. По дороге домой Гэвин сидел на заднем сиденье машины. Говорили мало, каждый был погружен в собственные мысли. Когда они подъехали к дому, патрульная машина уже стояла у тротуара, в ней сидели два офицера. Гэвин застонал про себя. Ей-богу, хватит с него полицейских. Если он никогда не увидит больше ни одного – кроме своего отца, – он только обрадуется.
– Папа, мне не нужны няньки. Или я все еще под домашним арестом?
– Ты все еще под домашним арестом, а полицейские здесь для твоей же безопасности. Они останутся здесь до тех пор, пока Валентино не будет пойман.
– Но он же охотится не за мной.
– Я не хочу рисковать даже в мелочах, Гэвин. И потом, охрана подчиняется Кертису, а не мне.
– Ты бы мог их отозвать, если бы захотел.
– А я и не хочу. Все на этом, договорились? – Когда на лице отца появлялось такое выражение, спорить дальше было бесполезно. Гэвин неохотно кивнул. Отец развернулся к нему, перегнулся через сиденье и положил ему руку на плечо. – Сегодня я гордился тобой и тем, как ты себя вел.
– Ты, наверное, подумаешь, что я отношусь к тебе покровительственно, Гэвин, но я все же скажу, что тоже горжусь тобой, – сказала Пэрис.
– Спасибо.
– Немедленно звони мне на сотовый, если что-то случится. Пообещай.
– Обещаю, папа. – Гэвин выбрался из машины. – Пока, Пэрис.
– Пока, скоро увидимся.
Он побрел по дорожке к дому, но они не уехали, пока он не вошел. Эти двое хорошо смотрелись вместе, и Гэвин не был бы против, если бы у отца и Пэрис все получилось.
Он помахал им рукой с крыльца, потом захлопнул за собой дверь и запер ее на задвижку, сыграв роль собственного тюремщика.
– Дам тебе пенни.
– Хочешь знать мои мысли? – поинтересовалась Пэрис. – Я думала о Тони Армстронг. Мне ее жаль, я ей сочувствую.
– Я тоже. Она храбрая маленькая леди.
– Думаю, она очень сильно любит своего мужа, – заметила Пэрис, – а при подобных обстоятельствах из-за этого обязательно возникнет конфликт интересов. – Она подумала немного и спросила: – С медицинской точки зрения когда можно считать, что у человека нездоровые сексуальные наклонности?
– Сложный вопрос.
– Я уверена, что вы можете ответить на него, доктор Мэллой.
– Хорошо, отвечаю. Итак, если у парня двенадцать эрекций в день, то я могу его только поздравить и пожелать добиться тринадцати. Но если он двенадцать раз в день на это реагирует, то я бы сказал, что в этом случае мы имеем проблему.
– Ты
– Конечно, я шучу, но в этом есть доля истины. – Улыбка исчезла, Дин стал серьезным. – Секс становится пагубной привычкой так же, как алкоголь и наркотики. Это происходит, когда желание перевешивает здравый смысл и осторожность. Когда то, что человек делает, начинает негативно сказываться на его работе, семейной жизни, отношениях с людьми. Когда желание управляет человеком. – Дин посмотрел на Пэрис, и она кивком попросила его продолжать. – Похоже на то, как человек, выпивающий по праздникам, превращается в алкоголика. То есть индивид теряет контроль над пристрастием, а пристрастие полностью подчиняет себе индивида.
– То есть человек может пожертвовать женой и детьми, чтобы удовлетворить свою тягу к чему-либо.
– И это не значит, что Брэдли Армстронг не любит свою жену и детей, – заметил Дин. – Скорее всего он их очень любит.
Размышляя над сказанным, Пэрис смотрела вперед. Даже в солнечных очках ей приходилось щуриться от лучей заходящего солнца, играющего на закате всеми оттенками красного и желтого. Она подумала о том, что сейчас делают судья Кемп и его жена. Этот великолепный закат они едва ли заметят.
– Им придется заниматься похоронами.
– Прости, что ты сказала? – переспросил Дин.
– Я подумала вслух, теперь о Кемпах.
– Да. – Он вздохнул. – Не могу представить, как это – потерять ребенка. Я консультировал полицейских, прошедших через такое, но мне самому мои слова казались полной чушью. Если бы что-то случилось с Гэвином… – Дин замолчал, не способный договорить страшные слова. – Я хочу быть для него хорошим отцом, Пэрис. – Теперь его голос звучал спокойно.
– Я знаю.
– Это из-за моего собственного отца. – И об этом я тоже знаю.
– Много тебе рассказал Джек?
– Достаточно.
Джек говорил, что у Дина были очень непростые отношения с отцом. Мистер Мэллой-старший отличался взрывным темпераментом, он часто набрасывался на Дина, иногда давал волю рукам.
– Отец бил тебя, Дин? – спросила Пэрис.
– Да, порой мне доставалось.
– Это недооценка, я так понимаю.
Дин безразлично пожал плечами, но Пэрис видела, что он притворяется.
– Я терпел его, но, когда он стал унижать маму, этого я не смог вынести.
Если верить Джеку, последний инцидент произошел в тот день, когда родители Дина приехали в Техасский технологический навестить сына-второкурсника. Во время вечеринки в общежитии отец Дина поссорился с ним. Дин попытался не обращать на это внимания, но отец распалялся все больше. Его невозможно было утихомирить.
Мать Дина, которой стало неловко перед товарищами сына, попыталась вмешаться. И вот тут отец обрушился на нее. Его слова были унизительными и жестокими. Не обращая внимания на то, что на них смотрят однокурсники и их родители, Дин заступился за мать. Отец ударил его. Прежде чем все закончилось, Дин успел повалить Мэллоя-старшего на пол, уселся на него сверху и, по выражению Джека, «выколачивал из него дерьмо».