Смерть в овечьей шерсти
Шрифт:
— Его эссе. Он начал работать над серией эссе о пасторальных мотивах в поэзии Елизаветинской эпохи. А до этого он написал эпическую поэму о нашем плато в стиле той же поэзии. Мы считали, что это была его лучшая вещь. У него была очень ясная и прозрачная манера письма.
— Вот уж не ожидал подобных откровений, — грустно сказал Фабиан. — Я, конечно, знал о его литературных вкусах, которые, кстати, были на редкость строгими. Но писать эссе! Интересно, почему он никогда о них не говорил?
— Он очень трепетно к ним относился. Не хотел
— Жаль, я не знал, — посетовал Фабиан. — Со мной-то уж мог бы поделиться.
— Думаю, ему просто хотелось иметь какое-то занятие, — предположил Дуглас. — Он же не мог заниматься спортом. Не стоит придавать этому слишком большое значение. Пописывал себе в удовольствие.
— Он так и не закончил их, — продолжила мисс Линн. — Я пыталась помочь — записывала под диктовку, а потом печатала, — но он все равно быстро уставал. И потом нам все время приходилось отвлекаться на другие дела.
— Тери, — вдруг произнес Фабиан, — кажется, я был к тебе чертовски несправедлив.
Аллейн увидел, как девушка подняла голову выше и с любопытством посмотрела на Фабиана. У нее был безукоризненный овал лица и сливочно-белая кожа, как у стаффордширской фарфоровой пастушки. На лице резко выделялись черные глаза и брови, а также яркий рот без губной помады. В обрамлении гладких черных волос это лицо походило на маску и таило в себе какую-то загадку.
— Я старалась ничего не усложнять, — объяснила она.
— Прошу прощения, — сказал Фабиан.
Девушка уронила руки на колени:
— Сейчас это уже не имеет значения. Все в прошлом. Боюсь, я не слишком преуспела.
— О люди! — вздохнул Фабиан, бросив болезненно-нежный взгляд на Урсулу. — Как же вы любите все усложнять.
— Люди — это кто? — спросила та. — Я и Тери?
— Похоже, вы обе.
Дуглас в очередной раз воскликнул:
— Не понимаю, о чем идет речь!
— Это не важно. Ничего уже не изменишь, — откликнулась мисс Линн.
— Бедняжка Тери, — сказал Фабиан.
Но мисс Линн, пожалуй, не слишком нравилось сочувствие. Взяв вязанье, она снова застучала спицами.
— Бедняжка Тери, — с глуповатой игривостью подхватил Дуглас, садясь рядом и кладя большую мускулистую руку ей на колено.
— А где сейчас эти эссе? — поинтересовался Фабиан.
— У меня, — ответила девушка.
— Мне хотелось бы почитать их, Тери. Можно?
— Нет, — холодно ответила она.
— Тебе что, жалко?
— Извини, он отдал их мне.
— Мне они всегда казались идеальной парой, — вдруг заявил Дуглас. — Жить друг без друга не могли. Дядя Артур называл ее своим моторчиком. Всегда всем говорил, какая она замечательная. Разве не так, Тери? — обратился он к мисс Линн, хлопнув ее по коленке.
— Да.
— Так оно и было, — подтвердила Урсула. — Он ее просто обожал. Этого ты отрицать не можешь, Фабиан.
— А я не отрицаю. Невероятно, но факт. Он был о ней высокого мнения.
— Он ценил
— У вас с Фабианом предвзятое мнение, — рассердилась Урсула. — Это несправедливо. Она была доброй, сердечной и великодушной. Никогда не была мелочной и злой. Вы стольким ей обязаны и после этого…
— Ничем я ей не обязана, — возразила мисс Линн. — Я хорошо работала. Это ей со мной повезло. Признаю, что она была добра, но ее доброта шла от тщеславия. Она тщательно просчитывала степень своей доброты. Она была доброй в нужной степени.
— А великодушной?
— Достаточно великодушной.
— И не слишком подозрительной?
— Не слишком, — после некоторого колебания согласилась мисс Линн. — Думаю, что да.
— Тогда тетю Флоренс нужно просто пожалеть, — твердо произнесла Урсула. — Тебе не кажется, Тери?
— Нет, не кажется, — отрезала Теренс, и Аллейн впервые уловил в ее голосе гневную нотку. — Она была слишком глупа, чтобы понять, как ей повезло… А она не интересовалась… Она не интересовалась даже своей собственностью. Вела себя как заезжая гастролерша.
— Тебе-то какое дело до ее собственности? — возмутилась Урсула.
— О чем это вы спорите? — опять вмешался педантичный Дуглас. — Ради чего вся эта перепалка?
— Ни о чем, — ответил за девушек Фабиан. — Ни-кто здесь не спорит. Давайте продолжим.
— Но ведь это ты устроил весь этот стриптиз, Фабиан, — заметила Урсула. — Мы в этом все поучаствовали. Почему Тери должна быть исключением?
Урсула нахмурилась.
«Какая хорошенькая», — отметил Аллейн.
Блестящие медные волосы девушки крупными завитками ниспадали ей на шею. Лицо с большими выразительными глазами и яркими сочными губами чем-то напоминало пастельные портреты Викторианской эпохи. Нежнейший румянец, грациозная длинная шея и точеные руки еще более усиливали это сходство. Гордая осанка и некоторая капризность в поведении довершали облик дамы тех времен, который несколько не вязался с современной манерой выражаться. Аллейну показалось, что девушка отлично сознает свою привлекательность и те преимущества, которые она ей дает. Она была упряма, но вряд ли только упрямство заставляло ее постоянно вставать на защиту миссис Рубрик.
Почувствовав пристальный взгляд Аллейна и словно прочитав его мысли, Урсула стрельнула на него глазами и подскочила к мисс Линн.
— Тери, разве я не права? Не хочу быть несправедливой, но кто, кроме меня, за нее здесь заступится?
Не глядя, она протянула руку в сторону Фабиана, и тот сразу же оказался рядом. Теперь Урсула обратилась к нему:
— Не надо смотреть на меня свысока, Фабиан, и демонстрировать свое интеллектуальное превосходство. Я любила ее. Она была моим другом. Я не могу хладнокровно стоять в стороне и слушать о ее недостатках. Поэтому и стараюсь ее защитить.