Смерть в Панама-сити
Шрифт:
Рассел видел Дарроу последний раз в 1948 году, когда тот поступал в юридический колледж и несколько дней жил в его квартире. Если не считать загара и нескольких новых морщинок в уголках глаз, он не обнаружил больших изменений, о чем и сказал.
– Я могу сказать про тебя то же самое, – сказал Дарроу. – Если не считать того, что ты стал выглядеть несколько мягче.
– Вот что делает с нами кабинетная работа.
– Ну, ты можешь с этим справиться… Садись, Джим. Что будешь пить?
– Если твой бармен сумеет хорошо приготовить, то «мартини».
– Он сумеет…Фред, –
– Да, немного.
– Для приятельниц?
– Для сестры и секретарши.
– Как, у тебя нет подружек? Что с тобой происходит, черт возьми?…О, Луис.
Он обернулся, чтобы перехватить плотного черноглазого мужчину лет сорока пяти с напомаженными усами и бледным мягким лицом. Одетый в безукоризненный белый смокинг, тот держал под мышкой меню и когда Дарроу его представил, поклонился в пояс на континентальный манер и начал отвечать с каким-то необычным акцентом, которого Рассел не мог определить.
– Это мой старый друг, – представил Дарроу. – Джим Рассел – Луис Кастанца. Луис, – добавил он, – пожалуй лучший метрдотель по эту сторону Португалии. Я прав, Луис?
Кастанца позволил себе слегка улыбнуться.
– Иногда мне нравится так думать.
– Мы посидим здесь минут пятнадцать, – сказал Дарроу. – И последите, чтобы «севиш» была приготовлена как следует.
– Здесь, – заверил Кастанца, – она всегда приготовлена как следует.
– Он не шутит, – подтвердил Дарроу, когда тот отошел. – Без Луиса тут было бы совершенно не то…Ну, – сменил он тему, – как у тебя успехи? Как твоя адвокатская практика?
Они ещё выпили и пятнадцать минут прошли в непринужденной болтовне о какихто не слишком важных вещах, причем совершенно не касаясь того факта, что Рассел оказался здесь при не совсем обычных обстоятельствах. Когда Кастанца появился и сообщил, что ужин готов, Дарроу подвел друга к девушке, сидевшей в дальнем конце бара.
Подойдя поближе, Рассел увидел, что это эффектная блондинка лет двадцати пяти, хотя она могла быть и старше, с карими глазами и подкрашенными ресницами. На ней было короткое вечернее платье с низким вырезом, подчеркивавшее формы; кожа гладкая и нежная, но глаза выглядели усталыми и уголки накрашенного рта опустились, когда она ответила ему небрежной улыбкой.
– Лола Синклер, – представил её Дарроу. – Попозже она нам споет, когда трио закончит номер. Джим приехал на несколько дней из Нью-Йорка, – сказал он девушке, и опять повернулся к Расселу: – Лола работала спасателем в бассейне отеля. Когда они очередной раз её вышвырнули, я уговорил её перейти сюда и спеть несколько песен для посетителей. Она также неплохо играет на пианино.
– Это не так уж трудно, – сказала девушка.
– Пошли выпьем бренди, – предложил Дарроу и повел Рассела в кабинку, где уже стояли высокие поставленные в лед чашки с чем-то, напоминавшим мясо краба или рыбный салат.
– Это
– Да.
– А что это такое?
– Сырая рыба.
– Сырая рыба?
– Не вороти нос, – сказал Дарроу, – пока не попробуешь. Если тебе не понравится, можешь заказать креветки.
Рассел подцепил вилкой небольшую порцию и тщательно прожевал её; потом довольно улыбнулся.
– Великолепно. Как вы это делаете? Какая-то особая рыба?
– «Севиш» готовят из самой разной рыбы. Это, например, приготовлено из корбины. Рыба, лимонный сок, мелко нарезанный лук, жгучий желтый перец. Соки обрабатывают рыбу. Если она приготовлена правильно, – это превосходно, если нет… – Он пожал плечами и принялся за еду.
Бифштекс, который заказал Дарроу, оказался нежным и мастерски поджаренным, картофель«дельмонико» – сочным и жирным с соответствующим количеством сыра. Рассел заказал на десерт шербет и бренди к кофе и когда Кастанца подошел, чтобы убедиться, что все в порядке, поблагодарил его за прекрасный ужин.
– Я заказал бифштекс, – сказал Дарроу, – чтобы показать тебе, что мы можем готовить его не хуже, чем в Нью-Йорке. Завтра, если это тебе понравилось, попробуй наших жареных креветок и посмотрим, не окажутся ли они лучше всего, что тебе когдалибо приходилось есть. Не так ли, Луис?
Луис улыбнулся и отошел, а Дарроу откинулся назад, раскурил свою сигару и с удовлетворением наблюдал за посетителями, которые занимали все столики. Он снова начал расспрашивать Рассела о прогулке, которую тот совершил, обращая внимание на детали, добавляя новые краски и забавные сведения о городе и его обитателях. Расселу показалось, что он сознательно избегает всякого упоминания о цели его поспешного приезда из Нью-Йорка и о таинственной записке, с которой всё началось.
Поначалу Рассел сдерживал свое любопытство и свел к минимуму свои вопросы, считая, что Дарроу нравится играть роль хозяина и хочется, чтобы он почувствовал себя как дома. Но потом он решил, что для такого импровизированного поведения должны быть какие-то причины, и почувствовал, что волнение, вызванное его нетерпением и беспокойством постепенно переходит в растущее упрямство. Дарроу уклонялся от разговора.» – Ну так что? – спрашивал он себя. – Дарроу оплачивает расходы, не так ли? Если он хочет отложить момент, когда попросит о помощи – не важно. о чем будет идти речь – то какое ему дело?»
Беда была в том, что такие рассуждения не поднимали настроения, и когда несколько минут спустя Дарроу пригласил Лолу Синклер выпить с ними бренди, Рассел откинулся на спинку кресла, обвел присутствующих отрешенным взглядом голубых глаз и решил, что не будет больше задавать вопросов до тех пор, пока Дарроу не готов будет сам изложить свою просьбу.
Присутствие девушки не помогло поднять его настроение. Та мимолетно улыбнулась ему, когда садилась за столик, однако, в её взгляде на Дарроу чувствовалась какая-то досада, и она почти ничего не говорила, пока Дарроу рассказывал, как они с Расселом воевали на Тихом океане. Этот монолог продолжался до тех пор, пока за его спиной не остановился официант и наклонился, чтобы сказать несколько слов поиспански.