Смерть в ритме танго
Шрифт:
Внутри лежало разобранное ружье, мокрые резиновые перчатки, окровавленная тряпка и какие-то сложенные вчетверо бумажки.
– Эксперта быстро, – выдохнул Кирилл. – Я покараулю.
Опер смущенно потоптался и нерешительно посмотрел на Кирилла.
– Ну, чего ты мнешься, как девка перед брачной ночью? – огрызнулся Кирилл.
– Такое дело, Кирилл Николаевич… Мешка этого полчаса назад здесь не было… Это я точно знаю. И багажник закрыт был. Сам проверял.
– Так… – протянул Кирилл и нахмурил лоб.
В отделении Соловьев уже не был столь уверен в себе. На нудные вопросы он давал расплывчатые и неопределенные ответы, а потом и вовсе замолчал и потребовал адвоката. Шок, вызванный убийством любовника, уже прошел, и Эдуард начал соображать.
Адвокат прибыл быстро. Ему было не впервой вытаскивать своего клиента из неприятных историй, но вот убийство – это был уже перебор.
И, тем не менее, Соловьева задержали и посадили в камеру, в которой было еще восемь человек. Кириллу в это время доставили молоденького мальчика по имени Толик Жуков, с которым Соловьев провел ночь. Выяснив анкетные данные Толика, Кирилл приступил к допросу.
– Когда ты познакомился с Эдуардом Соловьевым? – спросил Кирилл. Толик потупил глазки.
– Вчера, в восемь вечера – еле слышно ответил он. – Он меня домой подвозил.
– И все? – иронично спросил Кирилл. Толик покраснел и мотнул головой.
– Ну, перед этим он меня этой машиной сбил. Я домой шел из ресторана, а он выскочил, ну и сбил меня.
Кирилл посмотрел Толику в глаза. Тот покраснел еще больше.
– Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – спросил Кирилл. Толик исподлобья взглянул на него и покачал головой. Кирилл вздохнул.
– А когда он от тебя уехал? – спросил он. Жуков налился кровью настолько интенсивно, что, казалось, вот-вот лопнет, словно перезревший помидор.
– Я не знаю, я спал. Когда проснулся, его уже не было, – ответил он. Кирилл неодобрительно покачал головой. Ему вспомнился роман «Двенадцать стульев», который он читал давным-давно. Был там такой управляющий домом престарелых, который крал вещи и краснел, потому что ему всегда было стыдно. Фамилия персонажа просто вертелась на языке, но вот вспомнить ее так и не удавалось. Единственное, что ему удалось вспомнить, так это название не то главы, не то просто описание героя – голубой воришка. Очень меткое определение, подходящее к случаю как нельзя кстати.
– Так он у тебя ночевал? – спросил Кирилл, хотя ответ уже знал. Алиби Соловьева было весьма тусклым. Толик помялся и кивнул.
– А почему? – не отставал Кирилл. Толик с мольбой посмотрел на Кирилла, но тот прикинулся бесчувственным чурбаном.
– Ну, он, наверное, очень устал и не хотел ночью ехать.
– Так ты же говорил, это в восемь вечера произошло? – усмехнулся Кирилл. Толик насупился и замолчал. Кирилл наклонился к нему и вкрадчиво произнес:
– Вы с ним переспали?
Толик вскинулся, но сник и тихо кивнул. Цвет его лица стал просто невозможно красным.
– Так в котором часу он уехал?
Толик поднял голову. В его глазах блестели слезы.
– Да не знаю я, я же говорил. Он ночью уехал, или утром. Я спал еще. Проснулся, а его нет.
Помучив Жукова еще немного, Кирилл отпустил его домой. Как бы то ни было, но Соловьев вполне мог успеть вернуться домой, и пристрелить любовника. Но вот была ли у него причина сделать это? Алиби было весьма сомнительным, а вот причина… Была ли причина? Ревность? В это верилось с трудом. Для такого убийства Соловьев был слишком умным. Ему бы хватило ума не совершать этого в собственной квартире. Хотя кто его знает, какие страсти кипели в этих отношениях…
На следующее утро адвокат Эдуарда сделал невозможное, и Соловьева пришлось выпустить. Эдуард вышел из камеры с разбитым лицом, без шикарного пиджака, в котором теперь щеголял его сокамерник, рубашки и ботинок, в рваных сланцах и вонючей футболке, весьма аккуратно двигаясь. Его лицо было злым. В первую же ночь сокамерники «опустили» его, заставив заниматься сексом со всеми. Кто бы ни убил Богдана, он должен был за это ответить. И еще Соловьев намеревался преподнести ему счет за то, что сделали с ним…
Помимо убийства Богдана Тихомирова у Кирилла было еще четыре дела: один пьяный мордобой с поножовщиной, бытовое убийство, групповое изнасилование и разбойное нападение, повлекшее за собой смерть потерпевшего. Все, за исключением разбойного нападения, было раскрыто по горячим следам, осталось только привести дела в порядок и сдать их. Однако писанина всегда приводила Кирилла в уныние. В школе учителя литературы удивлено поднимали брови, а потом уныло твердили юному Кире: «Кирюша, ты же такой умный, ты так хорошо говоришь, отчего же ты так плохо пишешь? Ведь это же то же самое, только на бумаге!». Но как Кирилл ни старался, его сочинения всегда блистали такими перлами, что учителя хватались за голову, думая, что ребенок над ними издевается. Чего стоили только такие фразы: «Кабанова велела Тихону побить Катерину и понести за это наказание», «Достоевский сделал героиню своего романа матерью», «У Онегина было тяжело внутри, и он пришел к Татьяне облегчиться», и тому подобное.
Сейчас, обложившись со всех сторон делами, Кирилл мрачно курил, пуская кольца в потолок. Начальство уже указало ему, что дела в безобразном состоянии, и раз все итак ясно, то надобно их закрыть и сдать в архив. Самое паршивое было то, что в голове не было ничего путного, только это злосчастное убийство Тихомирова.
Плюнув на дела, Кирилл помчался по лестнице вверх в лабораторию, дабы узнать от экспертов все результаты. И труп, и квартиру осматривал Жора Милованов, так что имелись все шансы получить результаты сегодня.
Жора обедал. В такие минуты он был чрезвычайно добр и выбалтывал все, что успел накопать. Кирилл вежливо пожелал ему приятного аппетита. Жора дружелюбно рыгнул и ткнул вилкой в направлении единственного свободного стула (сам он сидел на подоконнике и непринужденно болтал ножкой). Кирилл осторожно уселся на скрипучий расшатанный стул, памятуя, как он развалился под ним в прошлый раз.
– Киря, угадай загадку, – невнятно произнес Жора. – Почему в Чернобыле нельзя собирать грибы?
– Не знаю, – буркнул Кирилл. Как-то не верилось в простой ответ про радиацию.