Смерть в театре «Дельфин»
Шрифт:
— Боже мой!
— Новость, как всегда, до нашего сведения довёл Гринслэд. Переговоры достигли той стадии, когда он считает весьма возможным их завершение, о чем и решил уведомить меня.
Краснота, заливавшая щеки Джереми, медленно добралась до его лба.
— Вот оно что, — медленно произнёс он. — Этого не будет. Этого просто нельзя допустить. Он — чудовище!
— Похоже, что «Б.М.» и «В, и А.» расстреляли все свои патроны. Британский синдикат тоже выбыл из игры.
— Но зачем?! — взвыл Джереми. — Он и так набит деньгами! Уже не имеет значения, сколько их! Да и на черта они ему?! Ну, предположим,
— Ишь раскомандовался. Он поступит так, как сочтёт нужным.
— Перри, ты обязан с ним встретиться! После всего, что дал ему ты и «Дельфин»… Ведь шесть месяцев аншлага, а билеты до сих пор распроданы на несколько недель вперёд! Прибыль, пусть и небольшая. А какой престиж! В общем, все!
— И сверх того — кошачьи концерты.
— То есть?
— Я говорю о состоянии труппы. Дестини крутит с Гарри Гравом. Гертруда и Марко бесятся… И так далее.
— Хочешь сказать, что я безуспешно волочусь за Дестини? Так не стоит запинаться. Уверяю тебя, я не стану встревать в битву гигантов.
— Извини, Джер.
— Пустяки. Главное, чтобы ты принялся за Кондукиса.
— Не могу.
— Господи помилуй! Почему?!
— Я же тебе говорил, Джер. У меня от него мурашки по телу. Я ему ничего не должен и не желаю быть ничем обязанным. И уж совсем мне не нравится мысль отправиться к нему со шляпой в руке, чтобы попросить о чем-нибудь.
— Да почему же?
— Потому что я могу это получить.
— Ладно, пусть он не старый чудак, как ты утверждаешь. Согласен. Ну и что из того? Ты разделяешь мои чувства по отношению к реликвиям — сам так говорил. Следовательно, они должны остаться у соотечественников Шекспира — в его родном городе, в стране, в общем — здесь. Итак?
— Я больше не могу просить. Я уже пытался, помнишь? Когда он пришёл в «Дельфин». Я пел и плясал вокруг него, а он, как щенка, ткнул меня носом в моё место. Я больше не хочу.
— Тогда, клянусь Богом, я сам займусь этим! — заорал вышедший из себя Джереми.
— Тебя не пустят.
— Я буду сидеть на ступеньках его особняка.
— Одеяло захвати.
— Если понадобится, я захвачу даже кузнечный молот!
Поведение Джера настолько соответствовало полушутливым предсказаниям Эмилии, что Перигрин счёл долгом оставить этот несколько балаганный тон.
— Спусти пары. Ты несёшь чепуху и прекрасно это понимаешь.
Разыгрался превосходнейший скандал. Они орали друг на друга до тех пор, пока не появилась служанка — весьма респектабельная особа, которая приходила уже не только утром. Пришлось молча слоняться по заново обставленной квартире, сунув в рот трубки и стараясь не встречаться глазами. Перигрин вскоре почувствовал раскаяние. Он сам серьёзно влюбился в Эмилию Дюн, встречая с её стороны весьма скромное поощрение, и потому искренне жалел попавшего в рабство Джереми, ставшего жертвой Дестини. Оба они, как и большинство их сверстников, были гораздо более циничны на словах, нежели в сердечных делах, где вели себя порой глуповато.
Джереми скоро прекратил бегать по комнате и позвал:
— Эй!
— Эй!
— Слушай, я слегка погорячился.
— Вовсе нет, Джер.
— Да. Я не учёл последствий сидячей забастовки.
— ?..
— Как правило, это никому не
— Я не понимаю!..
— Неважно. Выкинь из головы.
— Хорошо, — сказал растерявшийся Перигрин. — Мне осталось только добавить, что вещи будут вынуты из сейфа на этой неделе и заменены увеличенным фотоснимком. За ними прибудут из офиса.
— А куда их денут?
— Гринслэд пишет, что временно реликвии будут храниться в сейфе. Скорее всего их продадут частным образом. Впрочем, если они будут выставлены на Сотсби, результат окажется тем же. Масса желающих их заиметь.
Джереми громко расхохотался.
— По-моему, ты рехнулся, — только и сказал Перигрин.
Последний вечер перед тем, как реликвии должны были покинуть «Дельфин», был по-предгрозовому душен. Гроза действительно разразилась, когда на сцене шёл третий акт. Гром с небес грянул прямо над крышей театра в самый подходящий момент, что произвело почти мистическое впечатление.
— По-видимому, наверху слегка перестарались, — обратился Моррис к Перигрину. Они сидели у себя в кабинете за стаканчиком виски.
Ещё несколько грозных раскатов — и хлынул ливень. Перигрин вышел в круглое фойе. Джоббинс был на своём посту рядом с витриной.
Перигрин постоял у двойных дверей в зрительный зал. До него донёсся знакомый диалог, который вели как бы бесплотные голоса. Мистер Джей взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Пора.
Он пожелал Джоббинсу доброй ночи и спустился по лестнице. Машины, ожидающие хозяев на Причальной набережной, мокро блестели. Глухо шумела река. Капельдинер стоял наготове, чтобы вовремя распахнуть входные двери. Перигрин тихонько прошёл на другую сторону здания. Там, на фоне полукруглого окна своего дома в Варвикшире, сидел, склонив голову над сонетом, великий человек из Стратфорда. Когда занавес пошёл вниз, явственно стал слышен как бы скрип его пера по пергаменту.
В задних рядах послышались всхлипывания женщин. Затем они высморкались, спрятали носовые платки и принялись бешено аплодировать.
Перигрин побежал к служебной двери. Дождь, как ни странно, успел прекратиться. Перигрин собирался сказать пару слов осветителю, забывшему включить один из цветных прожекторов. Справившись с этим, он некоторое время постоял, прислушиваясь к знакомым звукам суеты в гримерных и фойе. Из-за реликвий после каждого спектакля здание тщательно осматривали. До Перигрина донеслись голоса служащих театра, которые двигались по партеру и ложам, закрывая кресла чехлами. Помощник режиссёра проверял помещения за сценой. Когда все закончилось, люди стали постепенно расходиться.
Дестини, как всегда, окружала толпа поклонников. Мистер Джей слышал заразительный смех Гарри Грава и восклицания гостей. Показалась разгневанная Гертруда Брейс, вслед за ней — Маркус Найт. Перигрин посоветовал им выйти через главные двери, чтобы миновать давку в переулке.
Они молча согласились. Похоже, между Гертрудой и Марко образовалось нечто вроде насторожённого союза. Наверное, решили затеять кампанию против Дестини и Гарри Грава.
Спокойный и, как всегда, одинокий Чарльз Рэндом удалился через служебную дверь, а затем появилась Эмилия.