Смерть в театре (сборник)
Шрифт:
— Похоже на то...
Голова Эллери начала кружиться. Несмотря на сгущающуюся атмосферу тайны — его интуиция подсказывала, что-то таинственное, несомненно, происходит в этом одиноком доме,— его самым большим желанием было уснуть. Даже голод отступил, и пожар казался таким далеким. Его веки закрывались сами собой.
Доктор Ксавье мрачным голосом, в котором появились теперь нотки возбуждения и волнения, говорил что-то насчет засухи, возможности мгновенного воспламенения... Потом Эллери больше ничего не слышал.
Он проснулся. Дрожащий женский голос произнес над
Смутившись, Эллери вскочил на ноги и увидел полную фигуру миссис Уири, стоявшую около его кресла с подносом в руках.
— О,— воскликнул он, покраснев.— Какая невоспитанность с моей стороны! Простите меня, доктор. Понимаете, мы гак долго ехали, потом этот пожар...
— Глупости,— сказал доктор Ксавье с рассеянным смехом.— Мы как раз говорили сейчас с вашим отцом о слабости молодого поколения, проявляемой им при больших физических испытаниях. Может быть, вы хотите, мистер Квин, пойти умыться перед едой?
— Если позволите.
Эллери с жадностью смотрел на поднос. У него вновь начались схватки голода. Он мог, казалось, проглотить все принесенное вместе с подносом.
Доктор Ксавье повел их по коридору, повернул налево к лестнице, находящейся в другом коридоре, перекрещивающемся с коридором, идущим из передней.
Они прошли один марш по лестнице, покрытой ковром, и оказались на площадке, на которой, очевидно, были расположены спальни. Коридор был погружен в темноту, лишь над лестницей тускло светил маленький ночник. Все двери плотно закрыты. Кругом царила могильная тишина.
— Бр,— пробормотал Эллери на ухо отцу, когда они шли за статной фигурой их хозяина.— Неплохое местечко для убийств. Даже ветер подыгрывает обстановочке. Послушай, как он завывает, будто все ведьмы вылетели сегодня в полном составе.
— Можешь прислушиваться к нему сколько хочешь,— ответил инспектор,— но даже целая армия ведьм не способна пошевелить ни один волос на моей голове. Для меня это место не хуже Мраморного дворца. Убийство? Да ты просто спятил, друг мой. Это самый очаровательный дом, в котором я когда-либо бывал.
— А я видел получше,— мрачно произнес Эллери.— Кроме того, ты всегда отличался тем, что был человеком чувств... Ах, доктор! Вы просто ангел.
Доктор Ксавье открыл дверь, и они оказались в просторной спальне. Все комнаты в этом доме Гаргантюа были огромными. В изножье большой двуспальной кровати находился багаж Квинов.
— О, это пустяки, стоит ли говорить,— сказал доктор Ксавье, но каким-то рассеянным, пустым тоном, не так, как этого следовало бы ожидать от действительно гостеприимного хозяина.— Куда вы могли деться при таком пожаре внизу? Ведь это единственный дом на многие мили вокруг, мистер Квин. Я позволил себе, пока вы отдыхали внизу, распорядиться, чтобы мой слуга Боуне перенес ваш багаж сюда. Боуне — странное имя, не правда ли? Он несчастный старый беспризорник, которого я подобрал много лет назад. Очень предан мне, могу вас уверить, несмотря на несомненную грубость его манер, ха-ха. Боуне займется вашей машиной, у нас здесь есть гараж. Ее нельзя оставлять на улице на такой высоте, она сильно отсыреет.
— Молодец Боуне,— сказал Эллери.
— Вот здесь — туалет и умывальник. Общая ванная комната — за лестницей. Я оставляю вас для ваших омовений.— Доктор улыбнулся и вышел из комнаты, тихонько закрыв за собой дверь.
Квины, оставшись одни посреди этой огромной спальни, безмолвно смотрели друг на друга. Потом инспектор пожал плечами, стащил с себя пиджак и прошел в туалетную комнату. Эллери последовал за ним, бормоча:
— «Омовения». Впервые слышу такое слово. Помнишь того старого, ворчливого грека, который учил меня в школе Кросли? Он всегда путал слова «омовение» и «обновление». Должен тебе сказать, папа, чем больше я нахожусь в этом странном доме, тем меньше он мне нравится.
— Ну и тем больший ты дурак,— пробулькал инспектор, плескаясь в воде.— Ах, как хорошо! Мне это было просто необходимо. Давай, сынок, двигайся. Еда внизу не будет ждать нас вечно.
После того как они помылись, почистились и стряхнули пыль со своей одежды, они вышли в темный коридор.
— Что бы нам сейчас сделать? Скатиться с лестницы? Будучи безукоризненным гостем и учитывая общую таинственность этого дома, я бы не хотел наткнуться на что-ни... Боже,— с ужасом прошептал инспектор. Он резко остановился и судорожно вцепился в руку Эллери. Его широко раскрытые глаза выражали неподдельный ужас. Маленькое серое лицо сделалось еще более серым. Глаза были устремлены вперед, мимо плеча сына, на что-то на полу.
Эллери, нервы которого и без того были достаточно натянуты, резко повернулся. По коже у него пошли мурашки, волосы встали дыбом. Но он не увидел ничего необыкновенного. Коридор, как и раньше, был темным и пустым.
Затем он услышал слабый щелчок закрывавшейся двери.
— Объясни мне, что случилось? — прошептал он, нервно глядя на искаженное ужасом лицо отца. Напряженное тело инспектора несколько ослабло, и он дрожащей рукой вытер губы.
— Эллери, я... я... Ты видел то, что видел я?
Они оба даже подпрыгнули от ужаса, услышав за собой легкие шаги. Что-то огромное и бесформенное надвигалось на них сзади из темноты коридора. Два горящих глаза. Но это был только доктор Ксавье, выходивший из густой темноты.
— Вы готовы? — спросил он своим приятным голосом и таким тоном, будто ничего не заметил, хотя должен был слышать напряженный шепот Квинов и видеть ужас инспектора. Голос хирурга оставался таким же чистым, густым и приятным, как и несколько минут назад. Он взял их под руки.
— Идемте вниз. Я надеюсь, вы оба готовы отдать должное небольшой закуске, организованной для вас миссис Уири.— И он вежливо, но решительно повел их по направлению к гостиной.
Когда они втроем спускались с лестницы, Эллери бросил взгляд на отца. Старик не показывал никаких признаков возбуждения, только губы его слегка дрожали, да глубокая складка залегла между седыми бровями. Он держался напряженно, как бы большим усилием воли.
Эллери покачал головой. У него исчезло всякое желание спать. В какую путаницу человеческих отношений попали они помимо своей воли! Эллери нахмурился.