Смерть внезапна и страшна

Перри Энн

– Вы вполне уверены в этом? – спросил Ловат-Смит. – Ведь для женщины подобное занятие является в высшей степени неординарным. Из всех людей сэр Герберт как никто другой должен был знать, что женщина в медицине может исполнять лишь простые обязанности обычной сиделки, приносить и опорожнять горшки, готовить лекарства, менять повязки и бинты… – Он загибал свои короткие сильные пальцы с природной энергией и выразительностью. – Приглядывать за пациентами, вызывать доктора в случае необходимости и следить за тем, чтобы больные вовремя принимали лекарства.

Что еще она могла сделать здесь, в Англии? У нас нет полевых хирургий, нет повозок, загруженных ранеными…

– Не имею ни малейшего представления, – проговорил Джеффри с печатью острого недовольства на лице. – Но она недвусмысленно заявила мне, что Стэнхоуп сулит ей хорошее будущее и повышение. – И вновь гнев и отвращение наполнили его взгляд, брошенный в сторону обвиняемого.

На этот раз тот дрогнул и склонил голову, вынужденный молчать, хотя явно не мог оставить эти слова без возражений.

– А говорила ли она вам о своих чувствах к сэру Герберту? – продолжил Уилберфорс.

– Да. Она восхищалась им и заявляла, что ее будущее счастье связано именно с ним. Она мне так говорила и именно такими словами.

Обвинитель изобразил на лице удивление:

– А вы не пытались переубедить ее, мистер Таунтон? Конечно, вы должны были знать, что сэр Герберт Стэнхоуп – женатый человек, – облаченной в черное рукой он указал в сторону скамьи подсудимых, – и потому не мог предложить ей ничего, кроме профессионального уважения, да и то лишь в качестве сиделки, чье положение неизмеримо уступает его собственному. Они не были даже коллегами в разумном понимании этого слова. На что она могла надеяться?

– Не представляю, – Джеффри качнул головой, и рот его скривился от боли и гнева. – Ей не на что было надеяться. Он ее обманул, и это худшее из его преступлений.

– Безусловно, – рассудительным тоном согласился Ловат-Смит. – Но это решит суд, мистер Таунтон, и пока мы не должны говорить большего. Благодарю вас, сэр, но если вы останетесь на этом месте, вне сомнения, мой ученый друг пожелает задать вам несколько вопросов. – Тут обвинитель остановился, повернулся на каблуке и поглядел на свидетеля. – Кстати, мистер Таунтон, в утро смерти сестры Бэрримор вас случайно не было в госпитале? – спросил он словно бы невзначай.

– Я был там, – напряженно выговорил побледневший молодой человек.

Уилберфорс склонил голову.

– Мы слышали, что вы достаточно раздражительны. – Он проговорил это, чуть улыбнувшись, словно бы усматривая в этом легкий порок. – Быть может, вы случайно поссорились с Пруденс и потеряли контроль над собой?

– Нет! – Свидетель до боли стиснул руками поручень.

– Итак, вы не убивали ее? – добавил Ловат-Смит, подняв брови и чуть возвышая голос.

– Нет, я этого не делал! – Джеффри содрогнулся всем телом, на его лице читалось предельное напряжение.

От дверей донесся шорох симпатии, а в противоположном углу кто-то недоверчиво фыркнул.

Харди приподнял свой молоток, но так и не опустил

его.

Рэтбоун поднялся с места, сменив на помосте Уилберфорса. Глаза защитника на миг соприкоснулись со взглядом обвинителя. Ловат-Смит потерял власть над публикой, и оба они знали это.

Оливер поглядел на свидетеля.

– Вы пытаетесь доказать, что Пруденс не могла связывать свое личное счастье с сэром Гербертом Стэнхоупом? – кротко спросил он.

– Конечно, – кивнул Джеффри. – Это абсурд.

– Потому что сэр Герберт уже женат? – Опустив руки в карман, адвокат принял весьма небрежную позу.

– Естественно, – ответил молодой человек. – Что еще мог он предложить ей, за исключением профессионального уважения, оставаясь в рамках добропорядочности? И если она настаивала на большем и рассчитывала на это, то могла бы потерять даже то, что имела! – Лицо его напряглось; свидетель не скрывал недовольства Оливером, расспрашивавшим его о столь болезненных и очевидных вещах.

Рэтбоун нахмурился:

– Бесспорно, поступок на редкость глупый и противоречащий ее собственным интересам. Он мог только усугубить общие затруднения.

– Именно так, – с горечью согласился Таунтон, опустив уголки рта. Он хотел еще что-то добавить, но защитник перебил его:

– Вы весьма симпатизировали мисс Бэрримор и знали ее достаточно долгое время. Более того, вы знали и ее семью. Должно быть, вас расстраивало ее поведение?

– Конечно! – Искорка гнева пробежала по лицу Джеффри, и он посмотрел на Оливера с возрастающим раздражением.

– Вы не предвидели опасность или даже возможность трагедии для нее? – продолжал адвокат.

– Я говорил ей об этом. Так все и случилось.

В зале забормотали: зрители на скамьях тоже теряли терпение.

Судья Харди наклонился вперед, чтобы заговорить. Но Рэтбоун продолжил, игнорируя его, чтобы не утратить общего внимания.

– Вы были расстроены, – продолжал он, чуть возвышая голос. – Несколько раз вы просили мисс Бэрримор выйти за вас замуж, а она отказывала вам, при этом пребывая в нелепом заблуждении относительно того, что сэр Герберт может ей что-нибудь предложить. Но, как вы сами заключили, это абсолютно абсурдно. Вы должны были испытывать разочарование в ее поведении… нелепом, опасном для нее же самой и, безусловно, несправедливом к вам!

Пальцы Джеффри вновь стиснули поручни трибуны, и он чуть подался вперед.

Поскрипывание кресел и шелест одежд стихли, когда присутствующие осознали, что собирается сказать Оливер.

– Подобное могло бы разгневать любого мужчину, – шелковым голосом продолжал адвокат, – даже обладающего менее бурным темпераментом, чем ваш. И все же вы утверждаете, что не ссорились с ней? Или раздражительность вам совершенно не свойственна? Найдется немного мужчин, если вообще можно найти такого… – Рэтбоун чуточку скривился, выражая легчайшее пренебрежение, – кто не позволил бы себе дать волю гневу, встретив подобное отношение к себе.