Смерть внезапна и страшна
Шрифт:
Сегодня они не были такими внимательными. Все ждали откровения, но его не было: суд и публика предполагали, что каждое новое показание во время битвы двух соперников в зале суда будет изменять симпатии то в одну, то в другую сторону, то оправдывая Герберта, то доказывая его вину.
Но вышло иначе: скучная процессия ординарных людей делились своим мнением о Пруденс Бэрримор. Усматривая в ней отличную сиделку, но не великую героиню, все считали, что она поддалась обычному для молодой женщины искушению и приняла дружелюбие хирурга за влюбленность. Скорбная патетика не
Новая свидетельница, энергичная, скромная и молодая, вызвала общий интерес, и публика наклонилась вперед, желая услышать ее показания.
– Мисс Катбертсон, – начал Ловат-Смит, завершив необходимые формальности. Он понимал, чего ожидают в зале, и считался с необходимостью поддерживать интерес в публике и присяжных. – Вы знали Пруденс Бэрримор с детских лет, не так ли?
– Так. – Скромно согласилась Нанетта, приподняв подбородок, но опустив глаза.
– Вы хорошо знали ее?
– Очень хорошо.
Никто и не думал обращать внимание на сэра Герберта, все глядели на мисс Катбертсон, ожидая ее слов. Лишь Рэтбоун бросил косой взгляд на скамью подсудимых. Стэнхоуп подался вперед, с глубочайшим вниманием и интересом разглядывая свидетельницу.
– Была ли она романтичной? – спросил Уилберфорс.
– Ни в коей мере. – Нанетта грустно улыбнулась. – Она скорее казалась наделенной практическим складом ума. Пруденс не стремилась быть привлекательной и не испытывала интереса к джентльменам. – Прикрыв глаза, она вновь поглядела вверх. – Не хотелось бы нелестно отзываться о той, кто не может больше защитить себя, но во избежание несправедливости мне приходится держаться истинной правды.
– Я не сомневаюсь в том, что все здесь это понимают, – проговорил Ловат-Смит, пожалуй, несколько нравоучительным тоном. – А какой она представляла себе любовь, мисс Катбертсон? Молодые особы иногда поверяют подобные мысли друг другу…
Упоминание подобной темы заставило девушку принять самый скромный вид:
– Боюсь, что ей бы не подошел никто, кроме сэра Герберта Стэнхоупа. Ею восхищались вполне респектабельные и привлекательные джентльмены, но она не нуждалась в них. Пруденс все время говорила о сэре Герберте, о его целеустремленности и мастерстве, о том, как он помогал ей и выказывал свою заботу и внимание. – Лицо ее потемнело, словно бы собственные слова и удивляли, и раздражали ее, но Нанетта так и не посмотрела на скамью подсудимых. – Пруденс часто повторяла, что именно сэр Герберт поможет ей осуществить ее мечты. Она загоралась волнением и внутренним оживлением, когда произносила его имя.
Обвинитель стоял в самой середине зала в своей далеко не безупречной мантии. Он не обладал изяществом Оливера, и все же тело его буквально вибрировало от сдерживаемой энергии, и он привлекал к себе всеобщее внимание. На время все забыли даже про сэра Герберта.
– А не возникло ли у вас впечатление, мисс Катбертсон, – спросил Уилберфорс, – что она полюбила его и рассчитывала на взаимность? На то, что в ближайшее время он сделает ее
– Конечно, – согласилась Нанетта, округлив глаза. – А как же иначе?
– Действительно, другого я себе и не представляю, – согласился Ловат-Смит. – А вы не замечали в самые последние дни перемену в ее настроении, когда она осознала, что сэр Герберт вовсе не разделяет ее чувства?
– Нет. Ничего подобного я не заметила.
– Понятно. – Обвинитель отошел от трибуны, словно бы завершив расспросы, но затем вдруг повернулся на месте и вновь обратился к свидетельнице: – Мисс Катбертсон, считаете ли вы Пруденс Бэрримор женщиной целеустремленной и решительной? Обладала ли она огромной силой воли?
– Конечно же! – ядовито отозвалась Нанетта. – Зачем иначе она отправилась в Крым? Полагаю, там было ужасно… Нет, когда Пруденс всем сердцем стремилась к чему-то, остановить ее было немыслимо.
– А могла ли она, по вашему мнению, без борьбы отказаться от надежды выйти замуж за сэра Герберта?
– Никогда! – ответила девушка прежде, чем успел вмешаться судья, Оливер тоже опоздал с протестом.
– Мистер Ловат-Смит, – серьезно проговорил Харди. – Вы задаете свидетельнице наводящие вопросы, что, вне сомнения, прекрасно понимаете сами.
– Прошу прощения, милорд, – ответил Уилберфорс без тени раскаяния. Улыбаясь, он бросил косой взгляд на защитника. – Я закончил, мистер Рэтбоун.
– Благодарю вас, – защитник поднялся на ноги, изящный и аккуратный, и подошел к месту свидетеля, поглядев на Нанетту. – Я весьма сожалею об этом, сударыня, но мне придется задать вам довольно много вопросов…
Голос Оливера передавал самые тонкие нюансы, как и подобает совершенному инструменту – адвокат умел повелевать им. В его вежливых и почтительных фразах тем не менее угадывалась угроза.
Не переменившись в лице, мисс Катбертсон посмотрела на него округлившимися глазами, не понимая, чего следует ожидать.
– Это ваша обязанность, и я готова отвечать.
Один из присяжных улыбнулся, другой одобрительно кивнул. На скамьях для публики зашептались.
– Вы были знакомы с Пруденс Бэрримор с детства и даже дружили, – начал Рэтбоун. – Вы сказали, что она поверяла вам свои чувства. Это, конечно, вполне естественно. – Он улыбнулся и получил в ответ легчайшую улыбку, пожалуй, всего лишь дань вежливости, поскольку защитник явно не нравился Нанетте уже потому, что представлял своего клиента, человека, обвиняемого в убийстве. – Вы говорили о поклоннике, чье внимание она отвергла, – продолжил он. – И имели при этом в виду мистера Джеффри Таунтона?
Румянец окрасил щеки свидетельницы, но она сохранила спокойствие. Должно быть, потому, что рассчитывала услышать подобный вопрос.
– Да, – кивнула она, – это так.
– И вы считали ее отказ глупым и неразумным?
Ловат-Смит вскочил на ноги и обратился к судье:
– Мы уже затронули эту тему, милорд. Свидетельница обо всем рассказала, и я боюсь, что, находясь в отчаянном положении, мой ученый друг будет лишь напрасно тратить время суда.
Харди вопросительно поглядел на адвоката: