Смерть во имя истины
Шрифт:
– Когда же он взял тебя к себе? – спросил Саймей.
– Два года тому назад. Это произошло во второй декаде тишрея, – сказал юноша. – Было мне тогда четырнадцать.
– Что ж, прав я оказался, – сказал Посланник, пробуя финики. – История твоя увлекательна. Ты хороший рассказчик. А скажи мне, ученик, много ли за тебя смог отдать отец в общину добра?
– Ничего, – тихо, понурившись, сказал Арам.
– По истине, велик в доброте своей был настоятель, – довольно заметил Посланник.
Общины жили за счет выкупа, который платили семьи за своих детей, посвятивших жизнь
– А много ли людей в общине? – решил он сменить тему.
– Более восьми дюжин, – отозвался Арам.
– Много ли среди них фарсов?
– Таких, как я наберется десятка два, – спокойно сказал юноша, эти разговоры уже не смущали его.
– А остальные?
– Много ремов здесь, – продолжал Арам. – Есть и парисы, и арибы.
– Что ж, – Посланник позволил себе улыбку. – Община ваша пример того, что все мы равны перед ликом Пастуха, не взирая на облик и род. Настоятель твой был ремом?
– Да, как и все старейшины общины, – юноша отвечал охотно, но не из желания угодить, а потому, что освоился в обществе Посланника и чувствовал себя в безопасности. – Только брат Закари из фарсов…
– Хранитель записей? – тут же уточнил Саймей.
– Он, – кивнул мальчик. – Да врач нашей общины брат Веспас. Он из парисов.
– Брат Веспас осматривал тело покойного учителя твоего? – Саймей был доволен собой. Похоже, ему удалось найти с юношей общий язык, хотя вообще-то ему не часто приходилось подолгу беседовать с послушниками.
– В тот печальный день, – стал рассказывать Арам. – Как только понял я, что путь земной для учителя закончен, то поспешил к отцу Веспасу. Я не надеялся, что он сможет его вернуть, просто я настолько испугался тех пятен на одежде наставника…
– Ты правильно поступил, Арам, – успокоил его Саймей. – А что сказал брат Веспас, взглянув на тело усопшего?
– Яд, – тихо вымолвил Арам. И Саймей понял, что юноша опять замыкается в себе.
– Прости меня, мальчик, – мягко сказал он. – Не пристало мне так мучить тебя, все время напоминая тот страшный день. … Давай пока оставим эти печальные темы. Я благодарен тебе, что ты очистил сей фрукт.
Саймей зачерпнул горсть ягод граната, положил их в рот и прикрыл глаза от удовольствия.
– Не пристало верующему так наслаждаться пищей, – заметил он, прожевав ягоды и выплюнув в ладонь косточки. – Но я не могу иначе, грешен. Знаешь ли ты, Арам, что нет нигде гранатов, вкуснее тех, что растут в стране фарсов? Помнится мне, как впервые пробовал я эту по истине божественную пищу. Мне было шесть, когда привез меня отец в Шалем в паломничество. После многодневного поста желудок мой сводило от голода, и о пище думал я больше, чем о благодати божьей, ожидавшей меня. После того, как я отстоял ночь в Храме, мы вернулись в наши покои, блюда были расставлены по столу и радовали сердце мое. Ох, наелся я тогда! Но после…После отец очистил для меня гранат. И до сих пор помню я тот божественный вкус. Знаешь, что я сделал? – заговорщески улыбаясь, спросил он юношу. Тот так же весело улыбнулся в ответ и помотал головою. – Ночью я пробрался на кухню и съел около дюжины гранатов.
Глаза юноши округлились.
– Как плохо мне было, Арам! – рассмеялся Посланник. – Отец сутки не отходил от меня, обтирая тряпицей, и давая мне насильно рвотный корень.
– Он наказал вас? Ведь чревоугодие – страшный грех! – юноша даже подался вперед, слушая Саймея.
– Нет, – тот помотал головой, отправив в рот очередную горсть ягод. – Он сказал, что я сам наказал себя.
– То было наказание божие, – серьезно сказал Арам.
– Послушай первый урок мой, ученик, – весело сверкая глазами, велел Саймей. – Есть в мире Божие, а есть человеческое. И чаще человек сам наказывает себя за свою несдержанность. И осознание ошибок своих приближает его к Престолу Господнему больше, чем наказание иное.
Юноша задумался на время, а потом серьезно, даже торжественно, кивнул главою. Довольный учеником Саймей опять потрепал его по голове.
– Ладно, Арам, – вставая из-за стола, сказал он. – Много дел у нас, которые не ждут отлагательств. Сегодня после службы вечерней и трапезы мы пойдем с тобою к брату Веспасу. Но, слушай, я не буду сердиться на тебя, если ты решишь остаться здесь. Это все явно слишком тягостно для тебя.
– Прости, но нет. Я не останусь в стороне, – решительно сказал юноша. – Учитель мой был добр ко мне и в душе моей живут лишь светлые воспоминания о нем. И в память о нем, я должен узнать правду о его смерти. …Чего бы мне этого не стоило.
– Ты уверен? – очень серьезно глядя на ученика, спросил Саймей.
Арам уверенно кивнул, даже не раздумывая.
– Ладно, – Посланник немного нахмурился. – Скажу тебе откровенно, Арам. Я собирался брать себе в помощники кого-то из старших братьев, чтобы тебе не доставлять лишних страданий. Но если уж ты так уверен … Но учти. Тебе придется беспрекословно подчиняться мне. А мои приказы могут быть для тебя крайне не приятны.
Юноша еще раз упрямо кивнул, соглашаясь на его условия.
– Что ж, – Саймей еле заметно улыбнулся уголком рта. – Похоже передо мною представитель не только древнего, но и славного рода.
Юноша порывисто поднял взгляд на него, и такая теплота и радость была в его взоре, что Посланник даже растерялся.
– Позже я прошу тебя больше поведать мне о роде твоем, – попросил он юношу, зная, что это доставит ему радость. – Но это в другой день. Сегодня, после встречи с братом Веспасом, мы заново и тщательно осмотрим кабинет учителя твоего. Мы разберем свитки и сложим их обратно, как должно. Боюсь, все время до ночной службы у нас будет занято.