Смерть за стеклом

Элтон Бен

— Надо же, я хотела их немножко встряхнуть, а стала защитницей этнических и сексуальных меньшинств! Но шутки в сторону! Дервле придется все проглотить, иначе на следующей неделе никто не получит спиртного.

Фогарти поднялся, чтобы привлечь ее внимание.

— Мы принуждаем девушку раздеться против ее воли.

— Знаю, Боб. Ну и что?

— Я считаю это моральным развращением.

— Да пошел ты в задницу!

Фогарти не выдержал.

— Послушайте, миссис Хеннесси, я, конечно не могу приказывать вам, но все же следует выбирать выражения.

Я взрослый человек и квалифицированный специалист и требую, чтобы вы обращались ко мне и к моим подчиненным в другом тоне.

— Еще чего захотел, мудила. Живо садись или выметайся вон.

Но Фогарти не сделал ни того, ни другого. Он стоял и дрожал.

— Хочешь наехать на меня за справедливый разнос? За то, что я ругаюсь? Очнись, Боб! Даже эта вселенская шлюха не такая наивная. Если ты сейчас уйдешь, я расценю это как прямой отказ от работы. И пожалуйте в зубы волчий билет. Ну как, остаешься или уходишь?

Боб сел.

— Вот и хорошо. Ты хоть и мудила, но мудила талантливый, и я не хочу тебя терять. Дервла вольна в любое время покинуть дом. Могла раньше, может сейчас. Но она этого не делает. Почему? Потому что спит и видит остаться на телеэкране. Будь уверен, если придется раздеваться, она позволит себя убедить.

Фогарти опустил глаза и уставился в чашку с кофе. Всем было ясно, что ему очень не хватает сейчас плитки шоколада.

— Мы ее развращаем, — пробормотал он.

— Что? — рявкнула Тюремщица.

— Развращаем, — произнес он еще тише.

— Идиот! — зашлась криком Джеральдина. — Я не требую, чтобы эта надутая стервоза в открытую трясла своими прелестями. В конце концов, над нами есть Комиссия по стандартам вещания. В парилке полупрозрачные стены, и мы выключим свет. Хитрость в том, чтобы там было темно и они решили, что их никто не узнает. Тогда непременно найдется такой, который что-нибудь выкинет. И уверяю вас, это будет намного интереснее, чем созерцание драгоценных телес крошки Дервлы. Я хочу, чтобы в парилке было темно, как в аду.

Выселение

День двадцать восьмой

6.00 вечера

Колридж нажал на магнитофоне кнопку записи.

— Свидетельские показания Джеральдины Хеннесси, — произнес он и пододвинул микрофон через стол Тюремщице.

— Вам к этому не привыкать, мисс Хеннесси?

— Миссис.

— Извините. Я хотел сказать, миссис Хеннесси, что вам не привыкать записываться на пленку.

Джеральдина только улыбнулась.

— В таком случае расскажите о том вечере, когда все произошло.

— Вы знаете столько же, сколько я. Все записано. Вы видели кассеты.

— Я хочу услышать от вас. От самого «Любопытного Тома» лично. Начнем с парилки. Ради бога, зачем вы заставили их это делать?

— Таково было задание. Раз в неделю мы просили их что-нибудь выполнить. Чтобы чем-то занять и понаблюдать реакцию на совместную работу. «Арестанты» рисковали частью бюджета на спиртное и еду, если совершали

ошибку. В данном случае им предоставили инструменты, полиэтилен, пару нагревательных элементов и инструкции. И как выяснилось, они прекрасно справились.

— Вы объяснили им, как все сделать?

— Естественно. Как бы иначе они обошлись? Вот вы сумели бы из дерева и пластика сконструировать индейскую парилку?

— Скорее всего, нет.

— И другие бы не сумели. Ребятки получили чертеж, материалы и указание, где установить конструкцию, чтобы она находилась в зоне объективов камер. Они все в точности исполнили. Это заняло три дня. На закате в субботу мы дали им от пуза спиртного и приказали приступать.

— Почему вы разрешали им напиваться?

— Разве не ясно? Чтобы спровоцировать близость. Программа шла три недели. Но, за исключением пролета с Хэмишем и Келли на сексодроме, не было ни единого намека на интимные отношения. Я намеревалась их расшевелить.

— Что ж, — буркнул Колридж, — вам это вполне удалось.

— Не моя вина, что случилась такая подлянка и кого-то на фиг укокошили.

— Не ваша?

— Ни хрена не моя.

Колриджу невыносимо было слушать ее нецензурщину, но он прекрасно понимал, что не имел права проявлять возмущение.

— Я работаю для людей, инспектор, — продолжала Джеральдина. — Делаю телепрограмму. Извините, если вам это не по нраву, но я считаю, что телевидение должно быть сексуальным! — Она сказала это так, будто разговаривала с выжившим из ума восьмидесятилетним старцем. И хотя Тюремщица была всего на два года моложе Колриджа, между ними пролегла непреодолимая пропасть. Джеральдина вливалась в каждое новое подрастающее поколение и по крайней мере в собственных глазах оставалась вечно молодой. А инспектор, наоборот, был будто рожден стариком.

— Зачем вам понадобилась темнота?

— Я считала, что это поможет им раскрепоститься. Чтобы они почувствовали полную анонимность.

— И в этом вы тоже преуспели, миссис Хеннесси. Создали главный препятствующий расследованию фактор.

— Знаете что? Я понятия не имела, что один из них сбрендит и кого-то ухайдакает. Я давно корячусь на телевидении, но мне никогда не приходило в голову, что программу следует делать так, чтобы потом копам было легче распутывать убийство.

Колриджу пришлось согласиться. Он пожал плечами и подал Джеральдине знак продолжать.

День двадцать седьмой

8.00 вечера

Парильня в мужской спальне была готова, но сами «арестанты» сидели в гостиной и пили, стараясь перед решительным моментом довести себя до кондиции.

— Нам предстоит провести там четыре часа, — заметил Газза. — Если вы не хотите, чтобы взошло солнце и застало нас нагишом, нужно отправляться не позже часа.

— Хорошо бы покончить со всем пораньше, — сказала Дервла, отхлебнув глоток крепкого сидра.

— Не слишком накачивайся, Дерво, — предостерег ее Джаз. — Парильня не лучшее место, чтобы блевать.