Смертельная игра
Шрифт:
И не думать о Бонни…
– Жаль, у тебя нет времени, чтобы закончить портрет Джо, – сказала Бонни.
Ева обернулась и увидела дочь возле подставки с почти готовым бюстом. Бонни выглядела так же, как и всегда, когда она приходила к ней подобным образом. Синие джинсы, белая майка с утенком, копна огненно-рыжих кудряшек, невероятно синие глаза… Вот только рядом с высокой металлической подставкой она казалась немного меньше ростом.
– У меня сейчас есть более важное дело.
Бонни посмотрела на мать и наморщила носик.
– Да, я знаю. Вы думаете,
– Твои кости?
– Откуда я знаю? Я ничего об этом не помню. Ведь ты, наверное, не хотела бы, чтобы я помнила, как все было?
– Боже, нет, конечно! – Ева помолчала. – Но мне кажется, ты должна была запомнить, где он тебя похоронил. Почему ты не хочешь сказать? Ведь мне нужно только одно – вернуть тебя домой.
– Просто я хочу, чтобы ты забыла, как я умерла. – Бонни шагнула ближе к окну и стала смотреть на темнеющее небо над океаном. – Я хочу, чтобы ты помнила только, какой я была с тобой и чем стала теперь.
– Сном?
– Призраком, – серьезно поправила девочка. – Когда-нибудь, я думаю, мне удастся тебя в этом убедить.
– И тогда меня посадят в сумасшедший дом.
Бонни хихикнула.
– Не посадят. Джо не позволит.
Ева тоже улыбнулась и кивнула.
– Да, он устроит скандал, но не даст им забрать меня. Впрочем, я и сама не очень туда стремлюсь, как ты понимаешь.
– Я понимаю. Так что будет, наверное, лучше всего, если ты не станешь никому про меня рассказывать. – Бонни слегка наклонила курчавую головку. – Мне очень нравится, что у нас есть эти встречи, мама. Это наш секрет, правда? Помнишь, раньше у нас тоже были общие секреты? Например, я помню, как мы удивили бабушку, когда повезли ее в ее день рождения в Кэллоуэй-парк. А какие там были цветы, ты помнишь? Ты бывала там с тех пор?
Ева вспомнила, как Бонни бегала по дорожкам парка и ее лицо светилось радостью и восторгом. Она и сама была похожа на крупную календулу или подсолнух.
– Нет.
– Перестань, ма. – Бонни нахмурилась. – Ведь ты прекрасно знаешь, что цветы по-прежнему прекрасны, а небо все такое же голубое. Глупо не радоваться тому, что живешь.
– Хорошо, солнышко, я постараюсь исправиться.
– Ты всегда так говоришь, но ничего не делаешь. – Бонни снова посмотрела в окно. – Ты рада, что уезжаешь с острова, верно?
– Меня ждет работа.
– Ты бы все равно уехала.
– Необязательно. Мне здесь было очень хорошо. На острове много солнца и свежего воздуха, а прибой шумит так успокаивающе…
– И ты не хотела бы делать больно Логану.
– Не хотела бы, но…
– Ему будет очень жаль отпускать тебя, но он справится. – Бонни помолчала, потом вдруг добавила:
– Я знала, что Джо приедет за тобой, но… не знаю. Мне это почему-то не нравится.
– Ты всегда была против того, чтобы я искала тебя, – ты это хочешь сказать?
– Нет, другое… У меня такое чувство… Ну, как будто тебя обволакивает какая-то темнота. Я боюсь, ма.
– Ты боишься, что я не смогу работать с твоим…
– Тебе придется нелегко, но дело не в этом. – Бонни беспомощно передернула плечиками. – Нет, не могу сказать. Просто не знаю… К тому же мне все равно тебя не уговорить, ведь ты такая же упрямая, как и я. – Бонни отступила назад и оперлась спиной о стену. – Иди лучше спать, ма, ведь тебе еще нужно собрать вещи. Кстати, возрастная прогрессия тебе отлично удалась.
– Спасибо, – улыбнулась Ева. – Впрочем, хвастаться нехорошо.
– Никогда-то нельзя тебя похвалить!.. – проговорила Бонни почти жалобно. – Стоит сказать тебе что-нибудь приятное, как ты начинаешь думать, будто это ты сама себя хвалишь.
– Это вполне логичное предположение, если учесть, что ты – сон. Или галлюцинация. – Ева вздохнула и заговорила о другом:
– Отец Либби был жестоким человеком, – сказала она. – Он похитил дочь, чтобы отомстить жене, но потом… Ты не знаешь, Либби еще жива? Она случайно нес тобой?
Бонни слегка приподняла брови.
– Со мной где? В твоих снах или в потустороннем мире? Так не пойдет, ма: я либо призрак, либо сон. Уж ты выбери что-нибудь одно!
– Ладно, не бери в голову. Я просто так спросила.
Милое личико Бонни засияло улыбкой.
– Нет, она не со мной. Ты еще можешь вернуть ее домой.
– Я знала это! – Ева на мгновение закрыла глаза. – Я бы не стала и браться за эту работу, если бы не чувствовала, что у меня есть шанс.
– Опять твоя логика?
– Она самая.
– А может быть, все-таки инстинкт? Озарение? Ясновидение, наконец?
– Прости, солнышко, мне не хотелось тебя разочаровывать, но ясновидения не существует. И эти сны о тебе – единственная глупость, которую я себе позволяю. – Ева открыла глаза. – А ты поедешь со мной на континент?
– Куда ты, туда и я. – Последовала короткая пауза, потом девочка добавила дрогнувшим голосом:
– Вот только эта тьма вокруг тебя… Я не знаю, откуда она взялась. Мне трудно сквозь нее пробиться.
– Но этот скелет… это ведь ты, солнышко? – почти прошептала Ева. – Пожалуйста, скажи мне…
– Я… не уверена. Я не знаю даже, кого подстерегает эта тьма: тебя или меня.
Когда Ева проснулась, небо на горизонте только-только начинало светлеть, и она позволила себе еще минут двадцать поваляться в постели и полюбоваться тем, как рассвет окрашивает облака и океан в нежно-перламутровые цвета. Это прекрасное зрелище захватило ее целиком, и все же Ева не чувствовала себя ни посвежевшей, ни отдохнувшей, как это обычно бывало после воображаемых свиданий с Бонни, служивших для нее своего рода катарсисом. Нет, она вовсе не сходила с ума. Напротив, любой психиатр назвал бы эти разговоры с Бонни – или с ее призраком – нормальной защитной реакцией сражающегося со стрессов организма и был бы совершенно прав. Эти сны или видения появились у Евы через год после казни Фрейзера, они были нужны ей, они помогали ей жить. Воспоминания о тех, кто был любим, не могли никому навредить, но сегодня что-то было не так.