Смертельная любовь
Шрифт:
Биноклем он указал на место в партере почти прямо под их ложей. Там сидела девушка, лица которой не было видно – только волосы золотистого цвета, походившие на шапочку, исчезавшую на белоснежной шее.
– Греческая головка, – с трепетом заметил мистер Саттерсуэйт. – Абсолютно греческая. – Он счастливо вздохнул. – Знаете, меня всегда удивляло, насколько в мире мало людей, чьи волосы им бы шли. А теперь, когда все носят короткие стрижки, это стало еще более заметно.
– А вы очень наблюдательны, – заметил мистер Кин.
– Да, я замечаю многое, – признался мистер Саттерсуэйт. – Очень многое. Например, я сразу же заметил эту головку. Рано или поздно я захочу взглянуть
Не успел он договорить, как люстры в зале погасли, послышался стук дирижерской палочки и началось действие. В тот вечер пел молодой тенор, о котором говорили, что он новый Карузо. Газеты с великолепным апломбом писали, что певец то ли югослав, то ли чех, то ли албанец, то ли венгр, то ли болгарин. В Альберт-Холле [7] он дал великолепный концерт, программа которого состояла из песен его родных холмов в сопровождении специального оркестра. Этот оркестр играл как-то приглушенно, хотя некоторые критики уже успели написать, что он «слишком великолепен». Настоящие музыканты отказались от комментариев, понимая, что ухо должно привыкнуть и настроиться на такую музыку, прежде чем начинать ее критиковать. А сегодня вечером многие любители с облегчением убедились, что Йошбим может петь и на итальянском языке, с использованием стандартного набора вздохов и кривляний.
7
Знаменитый концертный зал в Лондоне.
Занавес после первого акта опустился, и раздались яростные аплодисменты. Мистер Саттерсуэйт повернулся к мистеру Кину. Он понял, что его друг ждет, когда он выскажет свое мнение, и позволил себе немного повыпендриваться. Мистер Саттерсуэйт знал, что как критик он непогрешим.
Медленно он наклонил голову и произнес:
– Очень неплохо.
– Вы так думаете?
– Голос действительно напоминает Карузо. Людям так не кажется, потому что его техника еще не совершенна. Кое-где слышатся резковатые ноты, неуверенные переходы, но голос есть, и голос великолепный.
– Я был на его концерте в Альберт-Холле.
– Правда? А я вот не смог поехать.
– Он был просто прекрасен в «Пастушьей песне».
– Я читал, – сказал мистер Саттерсуэйт. – Припев каждый раз заканчивается на высокой ноте – где-то между ля и си, – что-то вроде вскрика. Очень интересно.
Улыбающийся Йошбим трижды выходил на поклоны. Зажглись люстры, и зрители потянулись к выходам. Мистер Саттерсуэйт наклонился, чтобы посмотреть на девушку с золотыми волосами. Она встала, поправила шарф и повернулась.
У мистера Саттерсуэйта перехватило дыхание; он только слышал, что в жизни встречаются такие лица – лица, которые делают историю.
Девушка двинулась в сторону прохода в сопровождении молодого человека. Мистер Саттерсуэйт заметил, как на нее смотрели все мужчины поблизости и как они тайно продолжали наблюдать за ней, даже когда она проходила.
– Красота, – сказал мистер Саттерсуэйт про себя. – Не очарование, не привлекательность, не магнетизм, не какие-то другие достоинства, о которых мы так любим поговорить, а именно Красота. Форма лица, изгиб бровей, линия скул. – Он тихонько процитировал: – «Вот лик, что тысячи судов гнал в дальний путь…» [8] – Только теперь мистер Саттерсуэйт понял значение этой фразы.
8
Кристофер
Он взглянул на мистера Кина, который наблюдал за ним с таким абсолютным пониманием, что слова были не нужны.
– Меня всегда интересовало, – просто сказал мистер Саттерсуэйт, – какие они, эти женщины?
– Кого вы имеете в виду?
– Елена, Клеопатра, Мария Стюарт…
Мистер Кин задумчиво кивнул.
– Если мы поторопимся, – предложил он, – то, может быть, нам удастся рассмотреть…
Они покинули ложу, и их поиски увенчались успехом. Пара, которую они искали, сидела в холле между первым и вторым этажом. Впервые мистер Саттерсуэйт обратил внимание на спутника девушки. Темноволосый молодой человек не отличался привлекательностью, но был полон внутреннего огня. Казалось, что лицо его состоит из неправильных углов: выпирающих скул, мощного, слегка искривленного подбородка, глубоко посаженных светлых глаз, которые странно смотрелись под темными нависающими бровями.
Интересное лицо, отметил мистер Саттерсуэйт про себя. Настоящее, значительное.
Наклонившись вперед, молодой человек что-то говорил. Девушка внимательно слушала. Ни один из них не принадлежал к обществу, в котором вращался мистер Саттерсуэйт. Он отнес их к богеме. На девушке было надето довольно бесформенное платье из дешевого зеленого шелка и испачканные туфли из белого сатина. Молодой человек носил вечернюю одежду так, как будто она стесняла его движения.
Оба джентльмена прошли мимо беседующих несколько раз. Когда они проходили в четвертый, к паре присоединился третий – светловолосый молодой человек, похожий на клерка. Когда он подошел, между ними тремя появилось некоторое напряжение. Вновь подошедший постоянно теребил свой галстук и, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. Девушка мрачно подняла к нему свое красивое лицо, а ее компаньон яростно скалился.
– Обычная история, – негромко сказал мистер Кин, проходя мимо.
– Да, – со вздохом согласился мистер Саттерсуэйт. – Думаю, что это неизбежно. Две собаки дерутся за кость. Так было всегда – и так будет всегда. А хотелось бы чего-нибудь другого. Красота…
Он остановился. Красота была для мистера Саттерсуэйта чем-то восхитительным. Ему было трудно даже говорить о ней. Он взглянул на мистера Кина, который с пониманием кивнул головой.
К началу второго акта они вернулись на свои места.
Когда спектакль закончился, мистер Саттерсуэйт повернулся к своему другу:
– Сегодня сыро. Я на машине. Вы должны позволить мне довезти вас… э-э-э… куда-нибудь.
Последние слова произнес не сам мистер Саттерсуэйт, а его деликатность.
От «довезти до дома» будет за версту отдавать любопытством, подумал он. Мистер Кин всегда был очень замкнутым человеком. Было удивительно, как мало мистер Саттерсуэйт знает о нем.
– Но, может быть, – продолжил он, – у вас у самого здесь машина?
– Нет, – ответил мистер Кин, – меня никто не ждет.
– Тогда…
Однако мистер Кин покачал головой.
– Вы очень любезны, – сказал он, – но я предпочитаю пройтись один. Кроме того, – сказал мистер Кин со странной улыбкой, – если что-то произойдет, то вам придется действовать. Спокойной ночи, и благодарю вас. Мы еще раз вместе посмотрели драму.
И он ушел так быстро, что мистер Саттерсуэйт не успел возразить и остался стоять с мыслью, которая не давала ему покоя. Какую драму имел в виду мистер Кин? «Паяцев» или какую-то другую?