Смертельно безмолвна - 2

Дьюал Эшли

уголки ее губ дрогают от ядовитой усмешки. Ари хищно сжимает в пальцах деревянные края

алтаря, и внезапно я замечаю красные искры, которые вспыхивают рядом с ее руками и

водопадом валятся вниз. По залу не проносится ни звука. – Не все из вас насолили мне, я знаю.

Но мы в храме Божьем. – Ее малахитовый взгляд проходится по лицам людей. – Мы не должны

врать. Давайте признаем, что каждый из вас заслуживает смерти.

Что-то меняется. Напряжение становятся осязаемым, и оно

валится на плечи грубо и

безжалостно и прижимает к земле невидимыми колючими лапами.

Черт возьми. Ариадна растягивает губы в ядовитой ухмылке, а я осознаю, что мне не

справиться с ней, не остановить ее, но я все равно иду вперед, потому что не вижу другого

выхода. Я сам в это дерьмо ввязался, нечего из-за этого плакать. Ну, пострадаю, и что? Не

страшнее ли участь труса, предателя? Я столько ошибок совершил. Стремительно нестись к

Ариадне и верить, что я смогу вернуть ее – это одно из немногих правильных решений, которые

когда-либо были мной приняты.

Мне остается метров десять, как вдруг Ари сводит перед собой руки и восклицает:

– Давайте же сделаем то, зачем вы пришли сюда! – Люди порывисто сплетают перед собой

пальцы и начинают молиться, подчиняясь каждой мысли ведьмы. Будто безвольные куклы, они

повторяют ее движения, ее жесты. Ариадна смотрит на потолок, люди смотрят на потолок, Ариадна вновь закрывает глаза, люди вновь закрывают глаза. – Да упокой Бог души грешников,

что находятся в этом зале. Прими их глухими, немыми, слепыми, сожми в объятиях и пообещай

прощение. – Слабый шепот разносится по помещению. – Аминь.

«Аминь», – повторяет толпа и внезапно за спиной Ариадны появляется пастор Хью.

Я замираю с вытянутой ногой и широко распахиваю глаза. Что происходит? Она его видит,

она знает, что он находится позади? Я в панике подаюсь вперед, потому что уверен на сто

процентов, что пастор достанет из-за спины нож и нанесет Ари смертельный удар.

Я оказываюсь неправ.

Пастор ровными движениями обвязывает свои запястья толстой, джутовой веревкой. Его

лицо ничего не выражает. Мужчина не смотрит в зал, не видит перекошенные от шока и

недоумения лица людей. Он только делает то, что считает нужным, понятия не имея, что именно

он делает и почему. Он не отдает себе отчета в собственных поступках.

– Эта веревка... – Ариадна задумчиво хмыкает и отходит от алтаря. Она проходится в особой,

трепетной манере пальцами по желтовато-серым волокнам... – Месяц назад пастор Хью и его

приспешники приковали меня этой же самой веревкой к потолку в его подвале, где они, как он

сам тогда выразился, избавлялись от нечестивцев. Тогда я была хорошей, я была слишком

хорошей,

чтобы почуять запах гнили от помешанных святош.

Глаза ведьмы закрываются. Она отбрасывает веревку от себя, и в ту же секунду окна в

церкви распахиваются, а небо на части разрывает ярчайшая, сверкающая молния.

– Ари, – шепчу я, обдуваемый холодным ветром.

У каждого злодея есть своя история. Никто не становится злым просто так.

Люди считают счастливым концом свержение врага, убийство главного антагониста. Они не

понимают, что злые люди вынуждены быть злыми, не понимают, что большинство злодеев

выбирают светлую сторону, а потом что-то меняется. Что-то ломает их. Они знали жизнь до

того, как стали ужасом в наших глазах. Они доверяли и надеялись до того, как у них отняли эту

возможность. Мы читали сотни книг, смотрели сотни фильмов, и каждый раз мы думали, что

смотрим на счастливый конец. На то, как злодей превращается в пыль, падает со скалы или

валится на колени, поверженный копьем. Но мы не понимали, что это трагедия. Этот злодей

прошел огромный путь, который был полон предательства и боли, а потом он проиграл, и люди

посчитали его смерть чудом. Что в этом счастливого, где здесь справедливость? Счастливой

считалась бы концовка, в которой злой становится хорошим, а хороший принимает зло, что

находится у него внутри. Ведь зло есть в каждом из нас. Не надо врать. Все мы способны

совершать чудовищные поступки. Все. Но почему-то только некоторые из нас расплачиваются за

это и становятся главными антагонистами.

Ариадна взмахивает руками, и пастор Хью взмывает над полом; словно распятый он

открывает рот в немом крике, растерянно оглядывается, а ветер бьет его по лицу.

– Вы сделали мне больно, Мистер Хью, – ядовито шепчет ведьма и сжимает в кулаки

пальцы, от которых отпрыгивают красные искры. Она наклоняет в бок голову, а я быстрее

приближаюсь к пьедесталу. Она не хочет убивать, она просто забыла, как быть человеком.

– Ариадна, остановись. Не надо! – Восклицаю я, и, обернувшись, девушка прожигает меня

презрительным взглядом, а затем отбрасывает силой мысли в дальний угол церкви. Я ударяюсь

спиной о стену так сильно, что дышать становится невозможным.

Боль напоминает о себе, я пытаюсь подняться, но не могу даже открыть глаз. Тело не

слушается, горит, пылает так сильно, что я готов орать во все горло. Я должен встать. Я не имею

права бездействовать, только не сейчас. Не сейчас!

– Мэтт, – неожиданно меня поднимают крепкие руки.

Сквозь мутную пелену я вижу лицо Джейсона. Черт возьми, они здесь.