Смертельные враги

Зевако Мишель

– А даже если и так?

Голос его дрожал от стыда... или от ярости.

– Ого! Да ты возмущен, как я погляжу! Разве ты не тот славный малый, каким я тебя считал? Что же за преступление ты совершил?

Карлик, до сих пор сдерживавшийся, внезапно взорвался, раздираемый противоречивыми чувствами.

– Я не хочу вашей дружбы, – в бешенстве закричал он. – Я не хочу вашего покровительства, я не хочу прикасаться к вашей руке! Я не хочу от вас ничего, ничего, ничего!.. Это я привел вас сюда, и я знал, что вас хотели убить... Я знал это, вы слышите? И мне заплатили за мои труды... Да, мне дали пять тысяч ливров... смотрите, вот они! – добавил он, яростно отшвырнув ногой мешочек; тот подкатился к сапогам Пардальяна, и золотые монеты со звоном рассыпались по полу.

– Значит это ты сделал? – грозно вопросил шевалье.

– Да, я, вот оно как! – подтвердил карлик, смело выдержав его взгляд.

– Ах, ты?! – проговорил Пардальян ледяным тоном. – Ну что ж, молись, настал твой последний час.

И не поднимаясь с поля, он положил свои мощные руки на хрупкие плечи Эль Чико, мгновенно присевшего под такой тяжестью.

При виде жалости, мелькавшей порой в глазах шевалье, карлика охватывала нерешительность; он не знал, что делать, как себя держать. Но при виде иронической улыбки на лице француза Чико обуревала ярость – невзирая на свой маленький рост и свою слабость, он был весьма обидчив.

Почуяв гнев Пардальяна – Чико, разумеется, не понял, что шевалье разыгрывает его, – карлик обрел спокойствие, которого до сих пор ему так недоставало. А поскольку все чувства у этого странного человечка достигали своего крайнего выражения, то он и продемонстрировал хладнокровие, которое свидетельствовало о его замечательной храбрости.

Чико даже не поднял руку, чтобы защититься, не попытался увернуться. Под мощным нажимом он постарался горделиво выпрямиться, и его взгляд – прямой, бесстрашный, вызывающий – устремился на противника. Все его тело, казалось, подалось навстречу смертельному удару – возможно, именно его карлик и желал.

Кажется, он нашел, наконец, достойный выход, который тщетно искал до сих пор: умереть задушенным, раздавленным своим врагом.

Да, умереть!.. Но вместе с ним погибнет и его враг. Как он выйдет отсюда, если убьет карлика? Правда, выход из камеры Чико французу показал. А дальше?

Лестница вела к тупику, откуда шевалье, не зная секрета, открывающего перегородку, никогда не сможет выйти. Он просто сменит одну могилу на другую. И карлик почувствовал некоторое презрение к своему сопернику – такому сильному, такому храброму... и такому глупому! Конечно, глупому; ведь убивая сейчас его, Чико, француз подписывает свой смертный приговор.

Погибнуть немедленно, сейчас же! Он только этого и хотел, вот оно как! Он терял Хуану, однако, по крайней мере, она не доставалась и Пардальяну.

Да, решительно, это был хороший выход. Но...

Но случилось так, что ненавистный соперник ослабил свою хватку. Случилось так, что ирония в его взгляде уступила место такой нежности, лицо, еще секунду назад столь грозное и ужасное, выразило такую доброту, такое благодушие, что Чико, смотревший ему прямо в глаза, почувствовал, как им вновь овладевает смятение, и в невольном порыве он не прокричал: «Берегитесь!», а тихонько проговорил, не пытаясь вырваться:

– Если вы убьете меня, то как вы отсюда выйдете?

– Чума меня побери! Клянусь честью, то, что ты говоришь, совершенно справедливо! А я и не подумал об этом! Но будь спокоен – ты еще свое получишь, – пообещал Пардальян.

С этими словами он отпустил маленького человечка. И как только шевалье это сделал, на его губах вновь появилась привычная, сводящая Чико с ума улыбка... О, едва заметная! Но Чико угадывал ее. Он пожалел обо всем и, словно желая вызвать ярость этого человека, приводящего его в замешательство, сказал вызывающе:

– Пойдемте. А после того, как я вас спасу, вы сможете меня убить. Клянусь вам – я не буду пытаться избежать смерти, которой вы мне грозите.

И добавил тихо, еле слышно:

– И тогда придет освобождение!

– Так ты желаешь себе гибели?

Чико исподлобья посмотрел на шевалье: ведь я же говорил очень тихо, а этот дьявол все-таки услышал! Если я хочу умереть, то это мое дело! Зачем француз во нее вмешивается? Ну, раз Чико так глупо пропустил удачную возможность умереть, остается лишь спасать соперника.

– Пойдемте, сеньор, – сказал он холодно, – скоро будет поздно.

– Да погоди ты! Какого черта?! Знаешь, я человек любопытный. Прежде всего я хочу знать, почему ты отправил меня на смерть?

На сей раз знаменитая улыбка сверкала уже вовсю. Да еще этот насмешливый голос – Эль Чико уже начинал привыкать к нему.

В глазах маленького человечка, устремленных прямо на Пардальяна, полыхнуло пламя, и он выдохнул все свои чувства в ребяческом крике:

– Потому что я вас ненавижу! Ненавижу!

В своей ярости он нашел лишь эти слова и исступленно повторял их, топая ногами.

– Вот как, значит ты меня ненавидишь? – спокойно улыбнулся Пардальян.

– Я настолько ненавижу вас, что убил бы, если бы не пообещал вас спасти! – выведенный из себя, Эль Чико скрежетал зубами.

– Ты бы убил меня! – расхохотался Пардальян. – Ну-ну! Да чем же, бедный малыш?

Карлик подскочил к своей кровати и вытащил оттуда кинжал, спрятанный между двумя матрасами.

– Вот этим! – крикнул он, размахивая грозным оружием.

– Смотрите-ка! – мирно заметил Пардальян. – Да это же мой кинжал!

– Да, – сказал Эль Чико с неистовством, которое он пытался выдать за цинизм, – пока вы перелезали через стену, я украл его у вас! Украл! Украл!

Он произносил эти слова, казалось, испытывая горькое удовольствие, хлеща себя ими, словно кнутом. Пардальян отвечал с невозмутимым спокойствием:

– Ну, раз уж у тебя есть оружие и раз ты хочешь моей смерти, так убей меня.

На сей раз шевалье посмотрел на карлика без малейшей насмешки, а только с каким-то любопытством.